Сергей Мосияш - Федор Алексеевич

— А как считаешь, святой отец, они надёжны на свой успех?

— Вот то-то, что не очень. У них кто-то там пророчествует, что они царским величеством побеждены будут. Поэтому султан, боясь этого пророчества, сам пойдёт только до Бабы.

— Через море не пойдёт, значит?

— Нет. А на Чигирин пошлёт визиря с ханом да с Юраской Хмельницким.

— Хмельницкий в прошлом году едва не попал в плен к нашим.

— Надо бы было.

— А монашество с него снято? Не по твоему ли благословению, святый отче?

— Что ты, сын мой. Хмельницкий снял с себя монашество своевольно.

— А разве так можно?

— Нет, конечно. Но он желал себе освобождения из неволи, а ещё ж и княжества и гетманства. Но какой он князь, если у визиря как пёс на цепочке сидит.

— А визирь не просил за него?

— Визирь ко мне несколько раз присылал просить за Юраску снять с него монашество. И грозил даже. Но я не внял ни просьбам, ни уговорам, Юраску не принял. Даже отдаривался от визиря. Он ко мне человека с просьбой: прими, мол, Хмельницкого. А я ему какую-нибудь золотую безделушку шлю с благодарностью за внимание ко мне.

— Так и не приняли?

— Так и не принял богохульника и вероотступника, и не приму. Великому государю передай моё благословение и пожелание удачи в борьбе с поганским войском. Я молю царское величество ради церквей Божиих и веры христианской, чтобы Чигирина и Украины султану не уступал, а если уступит, то не только Малой России, но и государству Московскому тяжек будет неприятель.

Когда Поросуков собрался уходить, патриарх передал ему несколько серебряных монет.

— Возьми для откупа, сын мой.

— Какого откупа? — не понял стольник.

— За тобой наверняка два или три соглядатая притащились. На улице заждались уж. Если шибко надоедать будут, сунь им по монетке, они и отстанут. Каждый свой хлеб зарабатывает как умеет. Они вот шпионят за христианами. Если спросят, зачем приходил, скажи, мол, за благословением на обратный путь.

Иван Иванович Ржевский, прибыв в Киев, не нашёл там ничего из обещанного: ни подвод, ни хлеба, ни войска. Встретил лишь нежинского полковника Барсука, с которым был хорошо знаком по прошлой службе.

— О-о, Иван Иванович, — обрадовался Барсук. — Сказывают, вы воеводой в Чигирин назначены. Значит, опять вместе.

— Значит, вместе, полковник. Только вот воевода-то есть, да ничего у него нет. Гетман должен был подводы с хлебом доставить, их нет. Ромодановский полк обещал, тоже нет.

— Ничего, Иван Иванович, всё образуется. К вам помимо моего полка придёт гадяцкий полк во главе с Криницким и полтавский полк полковника Левенца. Так что войско будет.

— Но мне и государевы полки обещаны Ромодановским.

— Надо напомнить ему.

— Я направил напоминание, но только в Москву. Её они скорее послушают — и гетман, и князь.

— Так вы будете ждать их в Киеве?

— Что вы! Ни одного часу. Ныне ж еду в Чигирин, его укреплять надо. Верхний город совсем разрушен. А вот вам, друг мой, придётся в Киеве побыть, дождаться подвод и хлеба и всё доставить в Чигирин.

— А полк мой?

— Вот вместе с подводами и приведёте. А сейчас в Чигирине ничего нет, чем я его кормить стану. И Криницкому сообщите, что, если будет выходить, пусть идёт со своим обозом и запасом. В Чигирине амбары пусты.

Прибыв в Чигирин, Ржевский увидел разруху и запустение. Оставшиеся жители жаловались на то, что татары им до сих пор не дают покоя. Тут же назначив десятников и сотников, воевода организовал подвоз камня к верхнему городу. Назначил и прислугу к пушкам, снабдив их боезапасом и расписав круглосуточное дежурство у тлеющих фитилей. И первый же наскок крымцев был отбит с помощью этих пушек с большими для врага потерями.

— А воевода наш — голова, — радовались чигиринцы.

Ржевский отличался удивительной распорядительностью и организаторским умением. В течение дня его можно было видеть и у пушкарей, и в верхней крепости, и на мосту, и в складах. Он держал в голове сотни самых различных дел, имена рабочих, казаков. И каждому находил дело. С его прибытием крепость ожила, быстро стала залечивать раны от прошлогодних бомбардировок стен и строений. Ржевский нашёл прошлогодний подкоп врага под крепость и велел хорошо засыпать его, залить раствором и затрамбовать. И на всякий случай, если турки возобновят здесь подкоп, велел пушкарю на южном фасе пристрелять это место.

— Если сызнова начнут здесь копать, будешь слать им гостиницы.

— Ну, Иван Иванович! — дивился восторженно пушкарь. — Всё-то предвидеть хочет.

— А то как же! Не велел вот сутками фитили гасить — и на вот: татары и нарвались. Ветрели их, как полагается, хорошим огнём, — отвечал другой пушкарь.

Воеводой же были разосланы скрытые дозоры в угрожаемых направлениях, дабы могли они предупредить своих о приближении неприятеля.

А обоза всё не было.

В Москве, получив письмо от Ржевского, князь Голицын решил не расстраивать государя, а вызвав к себе Алмазова, приказал ему от имени государя немедленно скакать в Курск к Ромодановскому, а оттуда в Батурин к гетману с требованием спешно исполнять ранее присланный указ: слать подводы с хлебом и боезапасом в Чигирин и вести для укрепления гарнизона солдатские и казацкие полки.

— Скажи им, государь гневается, что идёт такая затяжка с отправкой. Они же оба слали государю свои записки, что Чигирин надо укреплять. Так чего ж, когда дошло до дела, тянут кота за хвост.

— Хорошо, князь, исполню, как велишь.

— Ржевский из Киева выехал с пустыми руками, а ведь должен был взять там обоз с хлебом и боезапасом. За обоз гетман головой отвечает, так ему и скажи: го-ло-вой. Я надеюсь на тебя, Семён Ерофеич, ты бывал у них, знаешь, как на кого давить надо. Но особенно за обоз хлопочи, не слезай с гетмана, пока не отправит подводы. Он всё плачется, что, мол, слишком дорога они ныне. Пусть хоть золотом платит, но чтоб отправлял незамедлительно.

И стольник Алмазов поскакал в Курск к Ромодановскому. Его появление у себя князь понял правильно и почти не дал ему рта раскрыть.

— Знаю, всё знаю, Семён Ерофеич, выступаю с войском немедленно. А полки Воейкова и Касогова уже в пути на Чигирин, где-то на подходе должны быть.

Из Курска без задержки Алмазов поскакал в Батурин.

— Войско моё ещё не в сборе, — признался гетман. — Но гадяцкий полк выступает в Чигирин.

— А обоз с припасами?

— Обоз собираю со слезами. Подводы вздорожали до пяти рублей. Когда такое бывало?

Несмотря на задержки, подводы таки пришли в Чигирин, но не за счёт расторопности русских, а скорее за счёт задержки турок. Турки, рассчитывавшие напасть на Чигирин весной, явились к городу едва не в средине лета — девятого июля. Но зато уже со стотысячной армией под командованием визиря Мустафы.