Аммиан Марцеллин - Падение Рима

— Если вижу вас во всеоружии, то готов послать обоих навстречу сестре... Вы понимаете, как ей тяжело. А увидите Рустициаиу — ободрите... С вами поедет и епископ Сальвиан, с ним я ещё не говорил, но он, думаю, согласится. Ты, Торисмунд, возьмёшь с собою дружину свою, а Эйрих под начало примет часть моих дружинников... Но как только окажетесь в Испании, приказываю вести там себя не враждебно по отношению к вандалам, какая бы злоба на них ни охватывала ваши сердца, и никаких ссор с ними не затевать, и на провокации не поддаваться... Обуздывать чужие страсти Сальвиан умеет, поэтому я и буду просить его поехать с вами... Главное же, ко дворцу как можно быстрее нужно доставить мою дочь и сестру вашу...

— Будет исполнено, повелитель, — с жаром воскликнули сыновья Теодориха и упали разом перед ним на колени, целуя края его пыльной власяницы.

— Ладно, поговорить об этом мы ещё успеем. Отправляйтесь во дворец, а я последую за вами.

У входа во дворец Теодорих увидел лошадь второго по рождению после Торисмунда сына, названного в честь него, короля, Теодорихом. Теодорихом Вторым... [63] Под таким именем он как король войдёт в историю после убийства родного старшего брата Торисмунда в сговоре с братом Фридерихом. Лошадь его под уздцы держал оруженосец. Животное ещё не остыло от бега: кожа у него на боках и широком крупе лоснилась от пота — сын только что на этой лошади закончил скачку в цирке, примыкающем ко дворцу и построенном ещё римлянами.

Но цирк уже давно не использовался по своему прямому назначению, он зарос травой, зрительские трибуны пришли в негодность, поворотные столбы тоже были полуразрушены. Сейчас его королевские дружинники приспособили для ежедневных военных тренировок — метания на полном скаку копья или дротика в импровизированную цель, рубки на мечах и упражнений в стрельбе из луков. Вот и Теодорих провёл только что со своей дружиной такое занятие. Но почему не заводят его лошадь в конюшню?

Король хотел спросить, но раздумал, увидев, как низко склонил оруженосец свою голову, когда повелитель вестготов проходил мимо, направляясь в атриум.

Дворец короля представлял собой огромный дом, какие строились в «вечном городе» во времена расцвета Римской империи знатными патрициями. А здесь, в Толосе, его возвёл для себя на месте старого галльского дома вождя племени толосатов первый римский наместник в Южной Галлии Сервилий Цепион, нашедший клад и не стеснявшийся тратить его по своему усмотрению (за что был наказан позднее императором, который конфисковал и здесь, и в Риме всё его имущество).

Цепион построил дом с шикарными термами, бассейнами, большим числом столовых, с огромным лаларием, в котором сейчас Теодорих Первый устроил свои покои, с массажными комнатами и комнатами для умащений. Ко дворцу со стороны парка примыкало не менее великолепное здание, тоже возведённое первым наместником для своей преторианской гвардии. Сейчас в нём проживали готские дружинники. Рядом с этим зданием находились конюшни с мраморными колоннадами. Цепион был большой любитель скаковых лошадей и поэтому тоже не жалел средств на украшения конюшен: их внутренние стены были отделаны чёрным мрамором, а по нему шли огромные живописные картины, выложенные светлыми цветными фресками.

Теодорих проследовал в свои покои и, не ополаскивая рук и не снимая по данному себе обету пыльную власяницу, приступил к еде, поданной королю сюда. И тут с поклоном, но не таким низким, как бы полагалось по этикету, вошёл сын Теодорих. Он не походил ни на старшего брата, ни на младшего, и вообще на всех остальных — рыжие волосы его горели медным пламенем, а глаза, зеленоватые с желтизной, как у лесного волка, излучали дерзость и непокорность. Да и вся его огромная фигура дышала неуёмной энергией.

— Отец, — начал он говорить с порога, нажимая на слова. — Мне братья сказали, что ты посылаешь их встречать нашу бедную сестру с предупреждением не встревать ни в какие склоки с вандалами... Твой приказ они, разумеется, выполнят, но пошли с ними и меня...

— Чтобы ты не подчинился моему приказу... — продолжил за него король и почувствовал, что прежняя воля повелителя возвращается к нему и как во все члены тела остро толкается кровь... Вот так любимый некогда сын стал чуть ли не противником его, и сейчас он снова будет предлагать разграбить Барцелону, но Теодорих Второй сказал следующее:

— Отец, я тоже буду вести себя благоразумно. Но как только мои братья — Торисмунд и Эйрих — вывезут из столицы вандалов сестру и как только её нога ступит на землю твоего королевства, я со своей дружиной и дружиной Фридериха, который уже скоро должен вернуться из разведки, вернёмся в Барцелону и отомстим за Рустициану... — Глаза Теодориха Второго загорелись бешенством, а руки ещё сильнее сжали рукоять меча, висевшего у него на поясе.

«Неужели он, баранья башка, не понимает: сделать подобное — равносильно, что объявить войну Гензериху, который вслед за моей дочерью приплывёт со всей своей силой в Барцелону и нападёт на Южную Галлию... Если нападёт только он один, а то ведь и римский легат Литорий после отъезда Аэция в лагерь гуннов к сыну ждёт не дождётся, чтобы подвергнуть Толосу разграблению и ещё раз прославиться...

Король мрачно выслушал сына, потом, не глядя на него, медленно встал из-за стола, склонился над ним угрожающе и, не повышая голоса, произнёс:

— Мой приказ касается только старшего сына и младшего... Ты здесь ни при чём, запомни это и уходи!

Теодорих-сын демонстративно поклонился и, не встречаясь взглядом с отцовским, вышел из покоев короля, а очутившись за дверью, побежал, громко стуча подошвами по мраморному полу; миновав атриум, оказался на улице, вырвал из рук оруженосца повод, вскочил в седло и рванулся галопом с места, направив коня к оливковой роще, где стоял его дом для отдохновения, в который он поселил большое количество наложниц...

По расчётам короля-отца корабль с Рустицианой должен успеть прийти в Барцелону до начала в Адриатическом океане сильных штормов, ибо они не оставляют в покое и Средиземное море. Сведение от дочери, что она уже отплывает из Карфагена, Теодорих получил через гонца, который на торговом судне прибыл в Барцелону, а через двое с половиной суток бешеной скачки, почти насмерть загнав коня, уже входил в покои Толосского дворца. В послании дочь короля писала о сроках прибытия. Но ни она, ни сам Теодорих не могли даже предположить, что король вандалов, обезобразив невестку, уготовил ей и гибель возле Балеарских островов, где находятся базы пиратов, от рук морских разбойников... Роль их исполнят на борту лёгкой миопароны, отбитой у римлян, воины-вандалы, переодетые в белые рубахи и малиновые шаровары, успеющие к этому времени отрастить бороды [64] Одежда средиземноморских разбойников состояла из белых рубах и малиновых шаровар. Пираты все до единого носили бороды. ... Поэтому перед отплытием судна, специально выделенного для Рустицианы, Гензерих вызвал к себе наварха, изложил ему (только одному) этот план и далее сказал, что он, король вандалов, якобы вынужден прибегнуть к этому, потому что пожалел отцовские чувства короля вестготов, ибо лучше будет, если Теодорих никогда не увидит своей обезображенной дочери...