Сергей Алексеев - Роковой срок

Миновало более часа, прежде чем угасло жаление, и гнев, словно яд с жала, стек и ушел в землю. И тогда вечевые старцы развернулись к народу и стали вещать по старшинству, однако вторя друг другу, поскольку были единогласны. Всякое слово, провозглашенное ими, обращалось в молву, растекалось от плотной середины к жидким лучам и, усиленное многократно, возвращалось назад.

И не было разнобоя в глаголе.

– Заточить в вежу?

– Заточить в вежу!

Как и не было сомнений, кому уготовили кару.

Слово вечевых старцев одного, хоть и государева, кочевого пути еще ничего не значило. Таких же великих и малых путей от Одра до Обавы-реки было десятки, и с каждым следовало согласовать глагол. Даже заполучив согласие всех путей и заключив государя в каменную башню, никто не посмел бы да и не смог отлучить его от власти. Лишенный свободы, но не воли, он по-прежнему владычествовал над сарскими землями, и народ, включая вельмож, покорялся ему с еще большим смирением. После того как старцы приводили вечевую невесту, вход в вежу замуровывали и оставляли только узкие бойницы, сквозь которые подавали пищу, воду и чистую одежду. Любая воля государя, всякое его повеление исполнялись с особым рвением; так же, как и прежде, он казнил и миловал, возвышал и низвергал, принимал чужеземных послов и отправлял Скуфь в военные походы. Вокруг государева узилища день и ночь толпился служивый и вельможный народ, а кроме того, сюда со всей сарской земли тянулись хворые, убогие, нищие и прочие страждущие, никогда не знавшие счастья. Они по многу дней стояли перед вежей, дабы позреть на заточника, ибо искренне верили, что один лишь его вид или случайно брошенный взор излечивал язвы и душевные болезни; они взывали к государю, как к богу, и он совершал деяния, сравнимые с божественными. Особенно много народа сходилось и съезжалось к веже, когда истекал девятимесячный срок. Люди ставили кибитки и шатры и долгое время жили в ожидании наследника. Если кому-то первому удавалось услышать крик новорожденного, то этот человек становился счастливым, ибо ему в тот миг открывалось тайное имя Тарбиты.

Сары считали, что государь-заточник, пребывая с молодой, назначенной ему женой в замурованной башне, будучи причастным к таинственным именам богов, взывает к ним ежечасно и бывает всегда услышан, и оттого сама каменная вежа и даже земля вокруг становятся священными.

На сей раз можно было не ждать, когда позовут трижды, суровый глагол веча вряд ли бы поколебался, однако Ураган, более следуя обычаю, отослал назад первого нарочного, коих, по обыкновению, назначали из числа ярых мужей, способных сидеть в седле. Собор под холмом сгрудился, уплотнился и стал напоминать тугой войлок; гомон голосов, словно стая грачей, взреял над головами, покружил, ища поживы, и вновь опустился на землю.

В это время приехал Свир, голова ниже плеч и конь едва ковыляет.

– Что скажешь, ярый муж? Привез ли мертвую омуженку?

– Не нашел я удопоклонницы, ни мертвой, ни живой, – повинился подручный. – А по следам узрел, поднял ее Важдай и с собой взял.

– Ну, тогда обряжайся в доспехи и бери бич, – велел государь. – Вдвоем станем против веча стоять!

Другой нарочный прискакал через четверть часа, как и подобает, загодя спешился и снял шапку. Этот был постарше и принадлежал к роду Урагана, что никак не влияло на положение дел.

– Глагол остался прежним, государь, – сообщил он. – Старцы просят тебя встать в вечевой круг.

– Все еще хотите в вежу меня заточить? – с усмешкой спросил Ураган.

Ярый муж не имел права разглашать суть глагола, а посему отозвался, глядя в сторону:

– В кругу поведают, государь...

– Я все слышал. Скажи-ка мне, сродник, за какую провинность меня замуруют? За то, что невесты не сыскал себе за три года? Или за то, что задержал кочевье в степи? Корабли купеческие отчалили, и теперь ярмарке не быть. Товар испортится, и жиру не прибудет... Ведь эту весть привез гонец из Казара?

– Не подвергай меня испытанию, государь...

– Добро, ты мне только ответь: посылал ли мой брат Кочень гонца?

– Посылал, брат...

– И этого мне довольно!

Сродник покосился назад, где его ждал собор, и вдруг сообщил полушепотом:

– Старцы мыслят, в заточение тебя. В сей час невесту тебе ищут. А не подчинишься вечу, силой в вежу поволокут.

– Ступай, брат, я третьего глагола подожду, – мудро заметил Ураган. – Пусть вече посудит да порядит. Глядишь, и отыщут истину. Поди и так передай старцам.

Вечевой нарочный ускакал, а государь вошел в свою кибитку и открыл сундук с боевыми доспехами. Ему единственному позволялось являться на вече с оружием, поэтому он облачился в кольчугу, латы пристегнул к груди, опоясался боевым поясом, наручи прицепил да еще два засапожника сунул за голенища – будто к сражению изготовился.

Запястный ремешок бича надел на руку и закрутил покрепче, чтоб не вырвали, и только вышел из кибитки, глядь, а уже всадник подъезжает, третий нарочный. Недолго судили да рядили вечевики!

– Ну, в сей час испытаете моего бича! – клятвенно произнес он и вскочил на коня. – И не будет вам выбора!

Вечевой посыльный спешился, сломил шапку.

– Послушай меня, государь!..

– Не желаю слушать! Первого и покараю!

Ураган взметнул бич, пустил крутую волну, и щелчок заставил присесть нарочного.

– Я хотел дать тебе совет! – выкрикнул он. – Добрый совет!..

Только сейчас государь узрел, что перед ним не посыльный, не ярый муж их кочевого пути, а приемный сын!

– Ты ли это, Ровен? – изумился он.

– Дай обнять тебя, отец!

– Постой! Откуда ты явился?

– Из Казара! Давай же обнимемся...

– Так ты – гонец, привезший весть о кораблях?

– Меня послал твой брат, – признался Ровен. – Отчего ты встречаешь меня, как чужака? Я хотел дать тебе совет...

– Говори!

– Вечевые старцы глаголят, лишить тебя свободы, государь!

– Об этом я знаю. Но ты сулил мне добрый совет!

– Ведь ты же не хочешь до конца своих дней царствовать в каменной веже? – Приемный сын взялся за стремя. – Заместо целомудренной девы тебе избрали порочную! Не будет наследника – не выпустят из башни. Спешил, чтоб сообщить – глагол был изречен! Сейчас прибудет третий нарочный.

– Кто тебя послал? – Ураган вырвал стремя из его рук. – Мой брат?

– Твой брат! – клятвенно произнес Ровен. – Коему ты сам велел служить.

– Кочень послал бы тебя ко мне, но не к вечевым старцам!

– Выслушай меня, государь!

– Ты возмутил мой кочевой путь. – Ураган поиграл бичом. – Ты понудил народ к вечеванию, а теперь даешь мне советы?

Тот почуял близкий конец, взирая на пляшущее по земле двенадцатое колено, затрясся, однако духа не утратил.

– Постой, государь! Прежде выслушай! Я ведь не по своей воле...