Сергей Алексеев - Роковой срок

Наученные прошлым, омуженки еще помнили набеги ромеев, и потому юная и еще девственная царица мати, Чаяна, заранее выбрала тысячу самых ярых дев, живущих у моря, умеющих плавать и управляться с ладьями. Обрядились они в тяжелые доспехи, запасли много стрел и укрылись на берегу, дабы ни один ромей не сошел живым с корабля. Но когда увидели множество мачт на окоеме и услышали скрип многих тысяч уключин, поняли, что не выстоять им против такой силы в открытом сражении, ибо корабельные борта завешаны щитами, а сами воины закованы в железные панцири, от которых отскакивают стрелы. А звать на помощь уже поздно, ибо галеры подошли к материнским берегам и встали в бухте – должно быть, чтоб дождаться ночи.

И вот тогда хитрая Чаяна велела своим девам снять доспехи, одежды, оставить оружие, спрятав по одному засапожному ножу в своих космах, и, взяв боевые рога, выйти из укрытия. Истомленные бурным морем и долгим плаванием, ромеи повалились было спать, но тут услышали трубный звук рогов с берега. Думая, что это исполчились на них омуженки, ромеи схватили мечи и выскочили на палубы. Но глядят, а возле воды стоит целая тысяча обнаженных, прекрасных и безоружных дев. Однако ромеи помнили о прошлых хитростях мати и сразу не бросились на берег, чтоб взять в полон, а отправили лодку с посольством.

– Наша царица решила не воевать с вами, – сказала Чаяна чужеземцам. – И чтобы не зорили наши города и селения, жертвует вам тысячу дев. Берите нас и везите своему царю. Если надо будет еще, то снова приплывете к нашим берегам.

Ромейское посольство все равно не поверило, сошло на берег, а и правда, ни засад нет, и никаких прочих подвохов. Однако посадить на корабли целую тысячу амазонок невозможно, ибо на них приплыли две тысячи воинов, и оставить товар, доставшийся даром, жалко. И решили они тогда ссадить половину войска и вместо нее взять дев.

Подали знак, галеры снялись с якорей, подплыли, и тысяча ромеев сошла на берег, а омуженки сами поднялись на корабли. Мореходы тотчас отвалили, подняли паруса, а гребцы ударили веслами. И едва удалились за окоем, как к ромейским воинам, оставшимся на берегу, вышли такие же обнаженные девы и стали угощать вином, дескать, царица наша так велела. Угостили добро, сами испили и, держа в руках рога, начали танцевать, петь чарующие песни и показывать, чтоб ромеи тоже оставили оружие, сняли доспехи и одежды. Те же вкусили вина, повеселели и давай разоболокаться да вовлекаться в пир. И не заметили, как амазонки опутали их шелковыми нитями, сострунили по рукам и ногам да, отведя в пещеру, заперли там до летнего праздника Купалы, ибо по законам не след было совокупляться в иное время.

А мореходы, что повезли дев в Ромею, спустили их под палубы и давай наряжать в ромейские одежды да потчевать всяческими плодами и сладостями, ибо царь велел, пока плывут обратно, приручить непокорных амазонок. Те же и в платья заморские нарядились, и сладостей вкусили да будто спать легли. Сами подождали, когда ромейские воины снимут доспехи и заснут, затрубили в рога, достали из-под волос засапожники, и началась сеча. Не выстоять было ромеям против омуженок, ибо те метались по палубам, ровно молнии, резали ножами без разбора – и тех, кто пощады просил, и кто вздумал сопротивляться. Мертвых, раненых, а то и живых бросали за борт, но кораблей не портили и снастей не резали, поскольку замыслили взять себе галеры и обучиться мореходству.

И пока они мстили, как всякие женщины, упоенные этим чувством, поднялся ветер и незаметно понес корабли в море. Когда же под утро, завершив свое ратное ремесло, они хватились, а уже и берегов не видно! Кругом лишь высокие волны катятся, и несет их неведомо куда.

С ладьями приморские омуженки управлялись, однако сладить с парусами и великими веслами не могли, и так носило их по морю несколько недель. Галеры то расходились в разные стороны, повинуясь стихии, то опять сходились вместе, и все это время древняя царица мати, обожествленная Арида, хранила своих воительниц – никто не сгинул в пучине. И жалели мужественные девы только о том, что не суждено им теперь вернуться в свою землю и вкусить радостей Купалы, коих заслужили сполна: на праздник любви допускались лишь те, кто убил врага.

Уж и буря улеглась, изломав греби, и солнце прорвалось сквозь тучи, а повсюду была вода и морские птицы. Наконец, однажды утром девы узрели в небе орла и на другой день увидели на окоеме узкую полоску суши. Ночью же корабли прибило к низкому, пустынному берегу, омуженки взяли с собой лишь ромейское оружие да кольчуги и ступили на твердь, однако, утомленные качкой, повалились на землю и долго лежали, испытывая сладострастные чувства, будто на празднике Купалы.

Потом собрались девы все вместе и замыслили уйти домой, да вот беда, не знают, на какой берег их выбросило и в какую теперь сторону идти, к тому же несвычно было им, выросшим в седле, пешими ходить и воевать. Отправились они в глубь неведомой земли, подальше от ненавистного моря, и брели много дней, прежде чем наткнулись на табуны коней и кочевой стан. И по речи пастухов поняли, что попали они в Сарское государство, и устрашились этого, поскольку с младенчества слышали предание об Ариде, ее кровожадном муже Аркане и жестоких сарах, которые едят женщин.

В первый миг хотели они бежать куда глаза глядят, даже назад, к морю, лишь бы не оставаться в землях чудовищных женоедов. Но царица Чаяна вспомнила о ягинях, престарелых омуженках, многие из которых уходили к сарам доживать свой век и учить их дев чарам и обхождению с мужчинами. Дескать, отыщем ведунью, а она уж научит, как нам поступить, дорогу покажет или поможет вернуться в родную землю.

Разошлись они в разные стороны малыми ватагами, а нет более ягинь в сарской земле. Вдоль и поперек исходили, прячась по балкам и оврагам, каждый лес обошли, во всякое брошенное жилище заглянули и ни одной живой ведовской души не отыскали. Опять сошлись в одном месте и начали друг другу рассказывать, что видели, да диву даваться. Хоть и крадучись ходили они по чужой земле, хоть взирали на кочевье издалека, но все разглядели, и поначалу думали, не сары это, а какие-то неведомые существа кочуют по степи, совсем не похожие на людей. Но послушают речь – нет, женоеды, только невероятной толщины: на огромном туловище вверху голова клинышком, чуть ниже руки, и такие короткие, что только до рта достать, у иных ног так вообще нет, одни ступни остались, и могут они лишь сидеть или лежать, да и то с помощью слуг. А кто помоложе, те ходят, но только в шатре или кибитке, ибо ноги у них маленькие и кривые, на улице же их переносят на носилках. И есть еще совсем молодые и подвижные, что даже на лошадь могут сесть верхом, хотя и пары не имеют ни шеи, ни стана. Притом мужчин от женщин не отличить, все одинаково толстые, неповоротливые и бритые, как ромеи, и все носят золотые украшения, с золота же едят-пьют и одежды на них, как у ромейских вельмож.