Аркадий Крупняков - Царев город

— Ты, Суслопар, старика не обижай. Когда я тебя обманывал? Я врать не умею.

— Почему тогда на кузне в отдушине сажа? Почему туда тропка в снегу проторена? Если кузнеца нет, стало быть, сын твой кует. А это еще и того хуже. Может, он пики да мечи ладит? Давай отпирай кузню. Поглядим.

Топкай накинул на плечи чапан, надел шапку.

Кузница стояла на отшибе, за илемом. И верно, тропка протоптана, отдушина на крыше окинута сажей. Топкай открыл дверь, в нос ударил сивушный запах. На горне стоит котел, крышка замазана тестом. На столбце, рядом с наковальней, прилажена деревянная колода.

— Те-те-те! Думал я найти кузню, а тут винокурня!

— Это не иначе как Коришко! — Топкай развел руками. — Ах, кереметь его заломай. Не знал.

Суслопаров откинул рогожу в углу, вытянул на свет туесок, открыл крышку, сунул нос, отпрянул. Увидел на оконце ковшичек деревянный, плеснул туда из туеска, сделал несколько глотков, передал Топкаю.

— Эх! Яко в хлыновском кабаке! Кто же твоего сынка научить сему делу мог, а? Черемисы вроде бы ничего ок-ромя медовухи не делают. А ну-ко дай ковш, я еще для сугрева попробую. Чуешь, как кровь по жилам забегала, чуешь?!

После второй пробы захмелел и Топкай. Он вытянул из-под рогожи второй туесок и предложил идти в кудо. Там Топкаиха уже успела сварить мясо. Обгладывая баранью кость, Суслопаров откровенничал:

— Ты понял, Топкай, почему я без стрельцов приехал? Получил я указ, дабы того Илейку выследить. Думал, поеду я с охраной, снова кузнеца напугаю. Он сызнова даст стрекача. Верил, что он тут, у тебя. Но уж если в кузне винокурня, то само собой понятно — нет его здесь.

— Я тебе сказал: врать не умею. Однако и другое скажу: если бы он гут был, мы бы тебе его не отдали, спрятали бы. Он большую пользу нам делал. Я до сих пор жалею, что отпустил его тогда.

— Стало быть, если появится, ты мне знака не дашь?

— Не дам.

— Ну и пес с вами! Мало ли ныне воров по лесам спасается' А хлыновскому воеводе отпишу: вора Илейки в

черемисских пределах нет и не было. Наливай еще!

Опорожнив оба туеска, Топкай и Суслопаров завалились на нары спать.

Вечером Топкай разбудил гостя: — Пойдем в караулку. Там нынче Вечный Кочай преданья говорить будет.

— Сказки, стало быть?

— Как хошь назови.

— Несерьезное это дело, Топкай. Для детишков.-Лучше давай тут посидим.

— Не скажи. У вас, знаю, монахи такие есть, они с древних времен все, что было на вашей земле, на бумагу записывают, а у нас монахов нет. У нас есть сказители. Они из илема в илем ходят, песни поют, преданья говорят. Их слушают и взрослые, и дети. Чтобы все прошлое не растерялось, сказитель выбирает себе замену — самого памятливого и умного юношу. Вечный Кочай Коришку моего выбрал. У нас сказителей шибко уважают, берегут и кормят до самой смерти. Пойдем, не пожалеешь.

III

Караульное кудо оживает с сумерек. Первыми гуда прибегают ребятишки, приносят хворост, дрова, лучину Посреди просторного помещения разжигают костер. Здесь нет очага, нет нар и столов. Есть место для костра, плахи.

разбросанные в беспорядке. К противоположной от двери стене пристроен небольшой помост—почетное место. На нем сидит либо лужавуй, когда надо поговорить с народом либо карт во время зимних молений, или сказитель.

Как только костер нагреет караулку, туда начинают собираться люди. Слева на плахи рассаживаются женщины: кто с прялкой, кто с вышивкой. Справа располагаются мужчины. Ребятишки — вокруг костра, прямо на подстилке из пихтовых лапок. Их дело поддерживать костер, менять в светце лучину.

Сначала в кудо было тихо. Перешептывались меж собой бабы и девки, мужики молча готовились к плетению лаптей, сумок, парни начали выстругивать стрслы. Но вот открылась дверь и появились Кори и Айвика. Кудо сразу оживилось. Весь илем считал их женихом и невестой. Корн— сын лужавуя, Айвика — дочь карта. Чем не пара? Айвика высокая, стройная, черноглазая. Язык острее ко-ппйного лезвия. Лет с двенадцати начала ходить на охоту, стрелять научилась лучше многих охотников илема. И случилось так, что после смерти матери она стала делать в доме мужскую работу, а старый отец молол зерно, пек хлеб, варил похлебку. На охоте была удачлива: белок, куниц, зайцев промышляла больше, чем иные опытные охотники. А когда завалила медведя, стали мужики пускать Айвику на сходки как равную. И сейчас она вошла в кудо в меховых сапогах из волчьей шкуры, в кожаных штанах

I обтяжку, в короткой шубке под поясом. Беличья шапка набекрень, из-под нее струятся две черные косы. Села на мужскую половину рядом с Коришкой, двинула бедром, свалила его с плахи.

— Ты бы лучше к девкам села, поучилась вышивать. Ведь ничего не умеешь. Кто тебя замуж возьмет?

— А ты чего умеешь? Стрелять не научился, лапти не плетешь, землю не пашешь. Сам иди к девкам, может на шовыр себе напрядешь.

— Я кузнец. Мастер.

— Знаем, какой ты кузнец. Араку в кузнице варить ты мастер, песни петь мастер да на гуслях бренчать. Вы знаете, девки, он жениться думает. Чем жену кормить будешь, омарта? 2 2 Омарта (мар.) — пень, коряга.

В кудо хохочут, люди знают, что бранятся эти двое беззлобно, а сами, наверно, любят друг друга.

— Вот погоди, скоро Илейка-кузнец вернется...

— Откуда ты взял, что он вернется?

V

— Митька Суслопар приехал, думал, что он уже здесь. Не зря, наверно. Вот тогда...

— Что тогда?

— Женюсь сразу. Дочку его замуж возьму. Он мне обещал. Она ведь тебе одногодка. Наверно, получше тебя будет.

— Настька тебя на сажень к себе не пустит.

— Поглядим.

В кудо шумно вошли Топкай, Суслопаров, карт Ялпай и сказочник Вечный Кочай. Мужики уступили им место, Топкай указал сказителю на помост. Как рассаживались мужики, о чем говорили, Айвика не слышала. Она вспомнила детство, Настю, Илью-кузнеца. Так случилось, что лучшей подруги, чем Настя, у нее не было. За три года она научилась хорошо говорить по-русски, Настю научила своему языку. Они целыми днями пропадали в лесу: сперва собирали ягоды, грибы, орехи. Потом научились ставить силки и капканы, стрелять из лука. Ах, какое было хорошее время! Может, и не врет Кори — вернется Настя, и снова они будут вместе...

Очнулась Айвика от воспоминаний, когда зазвенели гусли Кочая. Люди притихли. Только потрескивал костер, рокотали гусли. Начался сказ о далеких временах:

— Это было так давно, что даже самые старые люди не помнят, когда. Или триста лет назад, или пятьсот, а может быть, целую тысячу. На берегах нашей реки, как и сейчас, жили черемисы. Они сеяли хлеб, ловили рыбу, ходили на охоту, собирали грибы и ягоды.

Сейчас здесь все изменилось, но сруб на роднике, где наши предки брали чистую, холодную воду, стоит как и стоял. Я верю: он помнит, как в нашем селении родился Кокша-онар, как объявил он войну злому властителю болот и лесов кею Турни...