Аркадий Крупняков - У моря Русского

— Умна, — шепнул Хозя Кокос на ухо Шомельке, и тот ответил тихо:

— Государыня будет добрая.

Князь Исайя окинул довольным взглядом сидящих, ожидая одобрения ответу дочери. Все радостно кивали, только Беклемишев, склонив голову, был недвижим. Все ждали его слова, и молчание воцарилось за столом. Оно длилось недолго — боярин встал и глухо сказал:

— Передам государю моему, что княжна Мангупская не токмо пригожа, но и умна. Верю, что ждет ее в Москве любовь и ласка.

Снова налили вино в бокалы. Иерей Феодорит, сославшись на занятость, удалился в домашнюю церковь князя, вскоре встали из-за стола и женщины. Без священника и женщин обед пошел веселее.

Сам князь, изрядно охмелевши, шутил, его приближенные задавали самые разнообразные вопросы гостям. Судя по ним, о земле Московской в княжестве, кроме того, что там очень холодно, ничего не знали. Беклемишев рассказал мангупцам о великих просторах своей страны, о Москве, о государе.

В свою очередь и Никита расспрашивал о жизни княжества. Мангупцы ругали татар, проклинали генуэзцев, хотя с теми и другими жили в мире по договорам. Из речи было видно, что православным грекам трудно жить, словно на острове среди бушующего моря. С одной стороны хлещут волны магометанской веры, с другой — подтачивают берег порой невидимые, но страшные струи католической. Потому и понятна была радость владетелей Мангупа при неожиданном появлении здесь русских православных людей. За счастье сочли они возможность породниться с богатым русским князем, укрепить этим браком свое княжество.

Скоро появились музыканты, весельем и шумом наполнился зал. Только Никита Беклемишев был грустен и тих.

— Чем недоволен мой дорогой гостенек? — спросил, подошедши к нему, князь. — Аль праздник мой не по нраву?

— Прости, владетельный князь, — тихо ответил Никита, — пойду я на покой. Занедужил что-то: голова болит.

Князь взял Никиту под руку и сам проводил его до спаленки.

Три дня боярин не выходил из спальни, не вставал с постели. Жаловался на головную боль, на ломоту в костях и на жар в груди. В эти дни уехал Хозя Кокос, сказав, что в Кафе его ждут неотложные дела. Шомелька с племянником князя укатил в Салачик, где возводился новый ханский дворец, который называться будет Бахчи-сарай. Никита Чурилов с князем Исайей занимались торговыми делами. Боярина оставили на попечении молодой княжны.

Как только Никите стало легче, он пожелал перебраться из душной спаленки на волю. По приказу Екатерины постель боярина поставили в беседке князя. Находилась она на самом краю обрыва, в большом углублении, выдолбленном в скале, нависшей над бездной. Если посмотреть на беседку снизу, из долины, она похожа на маленькое гнездо ласточки, прилепленное на утесе, — столь высоко до нее. Если смотреть окрест из беседки, видны скалы Чуфут-Кале, вся сюреньская дорога, а в ясные дни можно любоваться белесой синевой моря…

Вход в беседку затянут зеленым хмелем и цветущей крученицей так плотно, что находящиеся в ней скрыты от постороннего взгляда.

О многом переговорили здесь молодой боярин и княжна Мангупская. И не заметили они, как и когда подкралась к ним любовь. Скрывали ее друг от друга — знали, невозможно им быть счастливыми.

А потом случилось так, что и скрывать перестали — сил больше не было. Любовь-то пришла, а вот счастье, как добыть его?

Много раз думал об этом Беклемишев, много раз советовался с Катериной. Просто и разумно отвечала ему княжна Мангупская.

— Отец мой да и я тоже слово государю твоему дали, и не в обычае княжеском слово менять. Очень льстит отцу сватовство эго, жениха-наследника на боярина он сменять не захочет. Посему отцу ничего говорить не след — сие бесполезно.

— Как же быть?

— Отпиши государю своему, что согласие на брак ты получил, а обо мне не пиши ни хорошего, ни плохого. Не разглядел, мол, еще, не разведал. И еще отпиши — пусть до твоего приезда сватов не высылают. Как приедешь в Москву, с женихом моим поговори умно и хитро. Беседовала намедни я с человеком твоим Шомелькой и вызнала, что наследник мачеху свою недолюбливает, да и она ему платит тем же. Верно сие?

— Да, это так, — ответил Беклемишев.

— Княгиня, как и я, по крови наследница императоров византийских. Поведай наследнику обо мне, скажи, что на его мачеху я очень схожа по характеру, и, может, сие оттолкнет его помыслы от женитьбы на мне.

— Послушай меня, Катя, женитьба на княжне Мангупской не столько наследнику надобна, сколь государю. Он с желанием его считаться не станет.

— О сем знаю. То, что сказала тебе, — не все. Смотри сюда, — княжна развернула платок, протянула князю небольшой портрет. На боярина глянуло красивое русское женское лицо. — Возьми, покажи царевичу. Это дочь господаря валахского Стефана. Зовут ее Елена. Я хорошо знаю ее. Она моя ровесница и подружка. И по облику и по душе она русская. Я думаю, брак с ней будет столь же выгодным, как и со мной, ежели не более. А если приглянется она молодому князю, то и мы с тобой можем быть счастливы.

— Умница ты моя! — сказал Никита, привлекая Екатерину к себе.

Хозя Кокос, уехав из Мангупа, успел сделать все, что ему повелел боярин Беклемишев. Он съездил в Солхат и побывал в ханском дворце. Вручив Менгли-Гирею от имени русского посла дорогие подарки, он предупредил его о приезде боярина Никиты Беклемишева по «великому государеву делу». Затем Хозя тайно побывал у валидэ Нур-Салтан и имел с ней продолжительный разговор.

Одновременно он узнал от своих людей во дворце о будущих намерениях хана, о том, как он относится к русским вообще и к началу с ними дипломатических отношений в частности. По поводу веры русских хан плохо не отзывался и говорил, что православная вера не хуже других.

Узнал Хозя Кокос также, что рука Ватикана простерлась и до Солхата — здесь под покровительством Менгли зародился и рос орден монахов-францисканцев, устав которого очень по сердцу пришелся хану-разбойнику. Именно они помогли ревностному католику королю польскому Казимиру вступить в союз с крымским ханом. Однако союзом этим Менгли-Гирей тяготился, его так и подмывало к грабежу польских земель. И еще более того хотелось хану Менгли окончательно вырваться из-под власти хана Золотой Орды Ахмата. Против Ахмата Менгли-Гирей-хан пойдет на союз с кем угодно.

По приезде в Кафу из Мангупа Никита Беклемишев выслушал донесение Хози и начал готовиться к великому посольству.

В день Ивана Купалы июня двадцать четвертого рано утром посольство отправилось в Солхат, в ханский дворец.