Томас Стриблинг - Мегафон

— Видишь ли, — сказал он, — предприятия имеют такое же право нанимать ученых, как и любых других людей.

— Безусловно, это я знаю, но дело вот в чем: законы о патентах имели целью защищать изобретателя, а задачи своей они не выполняют. Напротив, они используются в совершенно иных целях… для угнетения масс…

У Каридиуса мелькнула мысль: уж не помешался ли Эссери?

— Используются для чего?

— Для угнетения масс, хотя бы и косвенным образом.

— Как это так?

— А вот как: капиталист приобретает ряд важнейших и полезнейших изобретений и замалчивает их, не выпускает на рынок, не дает пользоваться ими, потому что эти изобретения создадут конкуренцию какому-нибудь виду продукции, которым он торгует. Вот почему я и говорю, что не должно быть патентов, либо всякий патент должен терять силу, если изобретение не выпускается на рынок в течение одного-двух лет. Не знаю, что именно тут надо сделать, но, честное слово, Каридиус, несправедливо, чтобы горсточка людей использовала все лучшие умы Америки только для собственной выгоды и скрывала плоды их работы из опасения, что сократятся прибыли.

— А зачем же изобретатели идут на такие сделки? — возразил Каридиус.

Эссери развел руками, как человек, который видит, что собеседник упорно его не понимает.

— Как может молодой ученый, только что со школьной скамьи, обзавестись исследовательской лабораторией, хотя бы такого типа, как та, в которой он занимался в колледже, не говоря уже о роскошно оборудованных лабораториях вроде тех, что сооружают наши тресты и заводы? И может ли экспериментатор-одиночка соперничать с группой опытных специалистов, занятых той же проблемой и заранее уверенных, что они найдут с полдюжины решений? Нет, тресты владеют оборудованием точно так же, как заводскими машинами, и лишь нанимают людей, чтобы обслуживать его.

Каридиус задумчиво поджал губы:

— Что же ты предлагаешь?

Эссери весь вспыхнул:

— Я считаю, что продукт работы человеческого мозга должен быть так же неотъемлем, как человеческая свобода.

— Но если так рассуждать, я не вижу особой разницы между мозгом и мышцами; и то и другое — дары природы, которыми она наделила человека; отчего бы тогда не объявить таким же неотъемлемым и продукт работы мышц?

— Однако голова ведь всегда ценилась выше мышц!

Каридиус, прищурившись, взглянул на своего старого приятеля.

— Послушай, Эссери… скажи мне, что ты изобрел такое, что тебе тяжело отдавать в руки компании?

— Я? Почему ты думаешь, что я что-нибудь изобрел?

Каридиус рассмеялся:

— Оттого, что люди не кипятятся так из-за отвлеченных вопросов.

Эссери подумал немного и, не имея никакого представления о нынешнем Генри Каридиусе, а помня лишь то, что они учились вместе в колледже, признался:

— Да, у меня есть кое-что… я хотел бы, чтобы ты зашел ко мне в лабораторию, тут, за углом.

Каридиус протестующе замахал рукой:

— Не могу, не могу. Мне уже давно пора быть на заводе. Я и не заметил, сколько времени проболтал с тобой.

— Так зайди на обратном пути.

— Хорошо, постараюсь.

— Ну, значит, мы еще увидимся. — Эссери поднял свой сверток с большими предосторожностями.

— Что это у тебя? — спросил Каридиус.

— Да это бомба, которую нашли на территории завода. Если бы она взорвалась, весь этот район…

— Кой чорт ты ее таскаешь! — вскрикнул Каридиус, поспешно пятясь назад.

— Не бойся… никакой опасности… сделана чисто по-любительски. Полиция хотела выбросить ее в воду, но я решил разобрать и поглядеть, как она устроена.

Каридиус продолжал пятиться.

— Надеюсь, ты покончишь с ней раньше, чем я зайду к тебе на обратном пути?

— Ну, конечно, я сейчас же с ней разделаюсь, и десяти минут не займет.

Каридиус продолжал свой путь, но мысль о Джиме Эссери, исследующем у себя в лаборатории устройство бомбы, не давала ему покоя. Кандидата на высокий пост члена Конгресса ничуть не трогало, что стремления и надежды его школьного товарища потерпели крах из-за несовершенства социальной системы. Собственно говоря, Каридиус даже испытывал безотчетное удовлетворение от мысли, что Эссери не сумел так удачно найти свое место в жизни, как он. Что касается жалоб изобретателя на социальную несправедливость, то такие жалобы приходится слышать тысячами: обычные вопли оставшихся за бортом. Но неприятно было сознавать, что твой школьный товарищ возится сейчас с адской машиной, которая в любой момент может взорваться у него под руками; и Каридиус нервничал.

Придя на завод, Каридиус нашел забастовщиков снаружи, по эту сторону высокого дощатого забора; штрейкбрехеры находились внутри, за забором. Будущий конгрессмен начал с того, что обошел бастующих, заверяя их в том, что он против капитала, против эксплоатации рабочих и что, если они будут голосовать за него, он проведет новые законы о труде, благодаря которым рабочий день будет сокращен, а заработная плата увеличена.

После этого кордон полисменов, осведомленных о том, что за него агитировала машина Крауземана, пропустил его на самый завод. Там он заверил штрейкбрехеров, что держится славной старой американской традиции, согласно которой человек имеет право работать, когда ему угодно, где ему угодно и за такую плату, какая ему угодна. А потому, если бы они выбрали его в Конгресс, он провел бы законы, ограничивающие деспотическую власть профессиональных союзов, и открыл бы свободный доступ на рынок труда каждому честному труженику, чтобы он мог добиваться работы за вознаграждение, которое считает подходящим. Тут он ударился в патетику, упомянув отважных одиночек — основателей Соединенных Штатов, и заверил штрейкбрехеров, что та же алая кровь, которая в 1776 году была пролита за независимость страны, и по сей час течет в их жилах.

Надо сказать, что с точки зрения практической политики Каридиусу пришлось как нельзя более по вкусу такое деление аудитории на две не сообщающиеся между собой группы — по одну и другую сторону высокого дощатого забора, охраняемого полицией.

Когда раздался гудок, возвещающий обеденный перерыв, Каридиус ушел с завода с сознанием исполненного долга: он кое-что сделал для успеха своей кампании. Но тут же вспомнил, что Эссери все это время возился с адской машиной, и ему стало не по себе. Как-то он там с ней справляется? С легким сарказмом он подумал, что либо Эссери разложил бомбу на составные части, либо она его.

Не без трепета направился он к лаборатории своего школьного товарища.

Среди однообразного ряда жилых домов не видно было дымящихся развалин, и потому Каридиус заключил, что эксперимент сошел благополучно. У двери химика он позвонил, решив, что не зайдет, а только спросит про бомбу и пойдет дальше. Дверь открыла женщина, что несколько удивило кандидата. Трудно сказать, когда и почему, но у него сложилось впечатление, что Эссери холост. Теперь пришлось честь-честью осведомиться, дома ли мистер Эссери. Женщина ответила, что мистер Эссери дома, и продолжала стоять в открытых дверях, как бы приглашая Каридиуса войти.