Валерий Поволяев - Северный крест. Миллер

— Орудие — огонь! — прокричал в жестяный рупор Лебедев.

Пушка рявкнула в третий раз. Сейчас пушкари сработали точно, снаряд лёг в пулемётное гнездо. В воздух взлетел искорёженный, с раскоряченными колёсами «максим», рядом взметнулось несколько скомканных бесформенных тряпок — всё, что осталось от расчёта — двух угрюмых поморов, несколько дней назад оставленных здесь в засаде красным партизанским командиром.

— Молодцы, канониры! — похвалил артиллеристов Лебедев, щёлкнул перчаточными кнопками, будто ударил дуплетом по невидимой цели.

Монитор, шедший последним, начал подворачивать к берегу, плицы [13]огромного гребного колеса с шумом всаживались в воду, отпихивали её от себя, пароход разворачивался медленно, неохотно. Лебедев прижал к губам раструб рупора. Поскольку на мониторе не было сигнальщика, общаться с мониторов приходилось с помощью рупора.

— Второй монитор, вы куда?

Через полминуты послышался жестяный, переданный в такой же рупор ответ:

— Необходимо проверить берег и навести на нём порядок.

— Чьё это приказание?

— Командира десанта капитана Слепцова.

— Даю на проверку тридцать минут, — недовольно прокричал в рупор Лебедев, — больше дать не могу. — Отложил рупор в сторону и выглянул из рубки. — Канониры! Носовая пушка!

Двое матросов, стоявших у носовой пушки, вытянули головы, глянули вверх, на уменьшившуюся, ставшую похожей на птичью, фигурку лейтенанта.

— Орудие — зарядить! — скомандовал Лебедев. — Держите его готовым к стрельбе.

Монитор с десантом, погромыхивая плицами, пуская из трубы густой вонючий дым, подгрёб к берегу, подработал кормой, потом снова подработал — сильное течение волокло судно назад, — раздражённо рявкнул гудком и в конце концов ткнулся носом в сырой земляной срез.

Первым с борта монитора спрыгнул Слепцов, держа в руках стек, следом — плечистый малый, наряженный, несмотря на летнюю жару, в длиннополую кавалерийскую шинель. Перед собой десантник грозно выставил, будто полено, пулемёт «шоша».

Следом с борта монитора на землю скатилось ещё несколько десантников.

— Ур-ра-а-а! — голосисто завыл один из них, но никто этого «соловья» не поддержал.

Арсюха с завистью поглядел на десантников и смело шагнул в рубку. Остановился перед Лебедевым.

— Господин командир, разрешите обратиться! — Арсюха вскинул руку к околышу бескозырки.

— Разрешаю.

— Дозвольте участвовать в высадке десанта на берег.

— Не разрешаю, — зычно проговорил в ответ Лебедев. — Десант обойдётся без участия посторонних лиц.

По лицу Арсюхи проползла недовольная тень, лейтенант её заметил, полюбопытствовал:

— А что, собственно, вы хотите там делать? В чём заключалась бы ваша помощь?

— Я умею хорошо стрелять из винтовки.

С берега это время донеслось несколько выстрелов, они всколыхнули застойный медовый воздух.

— Как вы поняли, там есть мастера популять из винтовки и без вас. Слышите, как лупят?

— Слышу, — недовольно отозвался Арсюха.

— Никаких других причин сойти на берег у вас нет? — спросил лейтенант.

— Нет, — соврал Арсюха, засек во взгляде лейтенанта недоверие и отвёл глаза в сторону. Операции по продаже дефицитного товара Арсюхе хотелось начать сейчас же, сию же минуту, под прикрытием ружейной стрельбы... Хотя он прекрасно понимал, что это опасно, но в нём словно бы проснулся некий нетерпеливый бес, который подталкивал его, требовал, чтобы Арсюха сейчас же спрыгнул с борта на берег. Сели не удастся сбыть по выгодному тарифу тушёнку, то удастся сделать другое — например, выгрести из-за икон в какой-нибудь избе, на время покинутой хозяевами, денежную заначку. Здешние мужики — не бедные, деньги копят упрямо, копейка к копейке, рубль к рублю, и накапливают приличные суммы, это Арсюха знал хорошо.

Лебедев, считая разговор законченным, отвернулся от Арсюхи, всмотрелся в берег, который штурмовали десантники Слепцова.

Послышалась короткая пулемётная очередь, потом ещё одна; отзываясь на этот железный стук, грохнуло несколько винтовок, воздух сделался рябым, дырявым, и Арсюха поспешно спрятался за железный короб воздуховода. На носу миноноски гулко пальнула пушка. Снаряд унёсся за нарядные белые дома.

Интересно, почему здесь дома белые? Во всех северных деревнях дома бывают тёмно-пепельные, зольного колера — это цвет натурального дерева, выгоревших, выхолощенных ветром, дождями, снегом, солнцем брёвен, а в распадке, выходящем к реке, дома белого цвета... Интересно, кто тут живёт? Какие такие богатые люди?

Очень хотелось бы это знать Арсюхе. Может, тут обитают какие-нибудь помещики из Южной Хохландии либо из Крыма? Среди северных жителей, поморов и чуди белоглазой, такой моды нет, есть только в Хохландии.

Пушка пальнула ещё раз — видимо, события на берегу развивались не так, как хотелось бы капитану Слепцову, из-за кустов послышался задавленный протяжный крик «Ура-а-а!», и пушка рявкнула в третий раз. Корпус миноноски от каждого выстрела напряжённо вздрагивал, грохот стоял такой, что в уши хотелось сунуть по деревянной затычке, иначе могли разорваться барабанные перепонки.

С берега в воду свалился солдатик без фуражки, без винтовки, взбил фонтан брызг, зачерпнул обеими руками воды, выхлебал пригоршню и проговорил жалобно:

— Винтовку у меня вышибло из рук пулей... — солдатик был похож на небольшого сморщенного ёжика. — Там такое творится, такое...

Солдатик махнул рукой и, зачерпнув голенищами воды, хлюпая сапогами, полез назад на берег. При каждом малом движении из голенищ у него с поросячьим чавканьем выплёскивались тёмные радужные брызги, струйками ныряли в землю. Через полминуты солдатик исчез.

На берегу громыхнуло несколько гранат, чёрные плоские взрывы метнулись в воздух.

— Иван Иванович, занесите в журнал время начала боевых действий. — Лейтенант призывно щёлкнул кнопками перчаток и глянул на Рунге.

— Уже занёс, — ответил тот.

— Хорошо. — Лейтенант выглянул из рубки. — Носовое орудие, прекратить стрельбу!

Орудие замолчало.

Лейтенант поднёс к глазам бинокль.

Самым партизанским уездом в Северной области был Шенкурский. Жители этого уезда испокон веков были охотниками и рыбаками, брали добычи столько, сколько могли взять, начальство, какое бы оно ни было, особо не признавали, больше симпатизировали разбойникам, сбегавшим с северных каторг, как гимназисты сбегают с занятий перед Рождеством, — с завидным проворством и регулярностью. Но и разбойники жителям тоже не были указом — могли свернуть голову самому лютому из них, и когда на Севере появились белые, красные, англичане, чехословаки, французы, голландцы, финны, всплыли даже наглые, горластые американцы, шенкурцы отнеслись одинаково плохо и к одним, и к другим, и к третьим.