Анатолий Домбровский - Перикл

Несколько стражников прошлись по двору от стола к столу, напоминая о том, что приговорённым не следует пить слишком много вина, что надо помнить о последней чаше и оставить для неё в желудке место. Они вставили в стенные ниши ещё не зажжённые факелы в ожидании близкой ночи.

— Из Спарты нам передали известие о том, — сказала Феодота, которая была лучше других осведомлена о событиях, происходящих в мире, по той простой причине, что её «дом любви» по-прежнему посещали гости из разных стран, — что спартанцы сегодня, когда афиняне готовят яд для своих стратегов (наливают в чаши цикуту), празднуют свою победу: у них при Аргинусах погиб лишь один наварх Калликратид, а мы потеряли всех стратегов. Твой дядя Евриптолем произнёс перед моими девочками речь, которую ему так и не дали произнести перед Экклесией. Он сказал, что мы осудили наших стратегов как изменников лишь за то, что они из-за бури не в силах были исполнить закон предков, посланный богами. Но боги сами с той поры уничтожали тысячи людей, оставляя их трупы на растерзание хищным птицам. Он, этот Евриптолем, сказал, что наших стратегов следовало бы увенчать венками победителей, а не казнить по приговору дураков.

— А где Евриптолем? — спросил Перикл-младший. — Почему он не пришёл проститься?

— Его отправили обратно в Митилену, — ответила Аспасия.

В тюремном дворе становилось всё более шумно. Люди начали переходить от стола к столу с сочувственными и подбадривающими речами. Потом все шестеро приговорённых к казни пожелали сесть рядом за один стол. Все другие столы были тут же приставлены к столу стратегов, и все родственники и друзья сгрудились вокруг них. За длинными речами и за краткими тостами, которые сопровождались дружным звоном кружек, не заметили, как село солнце, как потемнело небо и начали сгущаться сумерки. И лишь когда стражники зажгли принесённые факелы, все поняли, что близок конец. Правда, ранее случалось, что иным приговорённым к смерти разрешали пировать перед казнью до утра, о чём напомнили пришедшему начальнику тюрьмы и попросили дать такое разрешение и теперь, но начальник тюрьмы ответил, что получил строгий приказ из Коллегии Одиннадцати, следящей за своевременным исполнением смертных приговоров, поднести стратегам чаши с ядом сразу же, как стемнеет, разведя приговорённых по камерам. И всё же разговор с начальником тюрьмы оказался не совсем бесполезным — он сказал, что позволит узникам выпить яд здесь же, при родственниках и друзьях, и здесь же умереть, для чего будут вынесены из камер во двор смертные ложа. После этих его слов раздались аплодисменты — аплодировали стратеги.

— И вот, поскольку уже темно, — сказал начальник тюрьмы, воодушевлённый аплодисментами осуждённых, — то и начнём. И родственникам пора отдохнуть, и я устал за день от постоянного бдения. Смертникам же скажу: это — как перед боем, вам не привыкать, но совсем не больно.

— Пробовал ли ты сам? — спросил его один из стратегов.

— Пробовал, — ответил весёлый начальник тюрьмы. — Обмертвел вот до сих пор, — он похлопал себя по коленям, — столько выпил. А если бы выпил больше, то и ответить бы вам теперь не смог.

Ложа установили вдоль стены, под факелами. Тюремные слуги принесли кратер с цикутой, глиняные чаши мерой в хеник [9] Около одного литра. , черпак, всё это поставили на стол, освободив его от посуды и закусок, потом откуда-то из темноты появился человек в чёрном плаще, один из членов Коллегии Одиннадцати, подошёл к столу и приказал тюремному слуге наполнить ядом чаши. Тот резво принялся за дело, поставил все шесть чаш в один ряд, плотно друг к другу, чтобы яд из черпака не пролился мимо, размешал цикуту в кратере, как перемешивают вино с водой, потребовал от другого слуги поднести к нему факел и наполнил чаши до краёв.

— Вот, — сказал человек в чёрном, — теперь прощайтесь. Приговорённые подходят к своим ложам, выбирайте любое. — Он показал рукой, что пора идти к ложам. — Затем к нему по одному приближаются родственники и друзья, прощаются и уходят, уступая место другим. Осуждённым всё время оставаться возле лож, чаши вам будут поднесены.

— Я пойду последней, после вас, — сказала Сократу и Феодоте Аспасия.

Первой к Периклу-младшему подошла Феодота. Обняла его, поцеловала и, утирая слёзы, вернулась на прежнее место, за поставленные в один ряд пиршественные столы.

Вторым с Периклом-младшим простился Сократ. Похлопал его по плечу, обнял и сказал:

— Страшнее всего — матери. Думай о ней. Прощай.

— Прощай, Сократ. Говорят, что перед смертью люди пророчествуют. Хочешь пророчество?

— Нет, — ответил Сократ. — Я знаю, что город убьёт и меня. В сущности, он убивает всех: одних посылает в бой, других заражает болезнями, третьих изводит лишениями, казнями и ещё всякими способами. Когда мы говорим, что любим свой город, мы признаемся в любви к своему палачу. Думай о матери. И пообещай, что найдёшь там отца. Привет ему от Сократа. Скажешь ему, что демократия чего-то стоит только при мудром вожде.

— Обещаю. Прощай.

— Прощай.

Аспасия села рядом с сыном на ложе, склонила голову на его плечо.

— Всё уже сказано, мама. Правда? — Перикл слегка притиснул мать к себе.

— Разве мы о чём-нибудь говорим? — грустно отозвалась Аспасия. — Мне кажется, что мы и не начинали. Такой короткой оказалась наша жизнь — не успели начать разговор, а уже и времени для него нет.

— Я помню много твоих слов: о верной любви, о преданности отечеству, о пренебрежении всем бренным ради обладания истинными ценностями. Я часто возвращался к твоим наставлениям, вспоминал и поступал, как ты советовала. Ах, лучше бы я бросился в море и утонул там, при Аргинусах. Но буря не унималась два дня, и было темно, как ночью.

— Не думай об этом. Я, наверное, могла бы устроить тебе побег, но всё произошло слишком быстро, и суд и казнь в один день. Мы спасли с твоим отцом Анаксагора, Протагора, спасли бы, наверное, и Фидия, когда б он не умер... Твой отец защитил на суде меня. А тут всё так быстро.

— Не надо ни о чём жалеть, мама. Всё прошло. Побереги себя. Поживи ещё, посмотри. Потом расскажешь мне, когда встретимся.

— Конечно, расскажу. Но всё самое интересное ты уже видел: как мать любит своего ребёнка, как она не хочет пережить его смерть и как поддерживает его, чтобы он жил дольше, чем она... как мужчина любит женщину, а женщина мужчину, как они дают жизнь новому человечку... как тепло под солнцем, какое синее небо, как звенит чистый холодный ручей среди зелени и цветов, как к нему подходят разные звери, слетаются птицы, как порхают разноцветные бабочки... Как сладок мёд, как пьянит вино. Хочешь ли ты ещё вина? — спросила она. — Я попрошу.

— Нет, — ответил он. — Не хочу.