Анатолий Домбровский - Перикл

— Это ведь простительно, если даже Ахилл, как известно, не смог догнать черепаху, — сказала Аспасия.

Глаза у Сократа выпучились так сильно, что стало страшно, как бы они не вывалились совсем.

— Это как же так?! — подступил он почти вплотную к Аспасии, так что она почувствовала на своём лице его дыхание. — Быстроногий Ахилл не смог догнать черепаху?!

— Не я так утверждаю, а Зенон Элейский, — ответила Аспасия. — Тот, что учился у Парменида и, говорят, был его любовником.

— Как же он объясняет такую невероятную слабость Ахилла?

— Рассказать трудно, но можно показать на чертеже.

— Покажи! — потребовал Сократ, взял Аспасию за руку и повёл к Полигноту. — Отдай кисть, — сказал он Полигноту, подведя к нему Аспасию. — Пусть она на доске, вот здесь, сбоку, нарисует линию и объяснит нам задачу.

Полигнот молча уступил Аспасии кисть и указал на участок доски, свободный от контуров Феодоты, где можно было нанести линию. Аспасия, не глядя на Феодоту, которая, как ей думалось, без одобрения отнеслась к её затее, сразу же принялась за дело, провела линию и, деля её на отрезки, обозначавшие путь черепахи и путь Ахилла, рассказала, почему быстроногий Ахилл, по утверждению Зенона, никогда не сможет догнать медлительную черепаху.

— Клянусь гусем, — сказал восхищенный Сократ, — у этой девочки впереди славная судьба!

— Пусть она разденется, — сказал кто-то из друзей Сократа. — Посмотрим, так ли она хороша, как умна. Я заплачу.

— Сколько? — спросила Феодота.

— Два обола — как за любую другую девочку, которые здесь порхают, подобно мотылькам.

Под медленные и мелодичные звуки флейты девушки скользили в изящном танце вдоль расписанных стен, на фоне ярких цветов и буйной зелени, будто бабочки на сочном цветущем лугу.

— Нет, — ответила Феодота. — Эта девочка не продаётся. Она моя гостья.

— Гостья гетеры разве не гетера? — возмущённо спросил всё тот же гость.

— Ты мой гость, и будь ты женщиной, считался бы ты также гетерой?

Остроумие Феодоты рассмешило всех, навязчивый гость умолк, и тогда снова заговорил Сократ, обращаясь к Феодоте:

— Должны ли и мы платить тебе за то, что любовались твоей красотой? — спросил он Феодоту. — Или хватит и того, что тебе заплатит Полигнот?

— Рассуди сам, — уклонилась от ответа Феодота.

— В том-то и трудность, что справедливо рассудить вряд ли удастся. Если от любования твоей красотой больше пользы получили мы, то и платить должны мы. Но если тебе полезнее было показать себя нам, то платить должна ты или по меньшей мере не требовать, чтобы платили мы. Теперь скажи, кто же из нас получил больше пользы?

— Какая же мне от вас польза? — засмеялась Феодота. — Вы на меня глазеете, некоторые даже норовили потрогать меня, девочки мои для вас танцуют — и я же должна вам платить?

— Может быть, — с улыбкой сатира приблизился к Феодоте Сократ. — Ведь и ты в выигрыше оттого, что мы любуемся тобой.

— Назови мой выигрыш, — потребовала Феодота.

— Да вот же он: твой выигрыш в том, красавица, что все мы дружно хвалим тебя, Аспасию и твоих девочек.

— И что же? Мне от этого ни холодно ни жарко.

— Тут ты права. Но скажи, будет ли тебе польза от того, если мы станем рассказывать о твоей красоте всем афинянам? — спросил Сократ.

— Вы станете повсюду хвалить меня и моих девочек?

— Конечно! Ты и твои девочки так очаровательны, что забыть о вас скоро мы не сможем и обязательно расскажем об этом своим друзьям и знакомым.

— Клянусь Зевсом, — ответила Феодота, — если это так, как ты говоришь, Сократ, то я должна заплатить вам за то, что вы смотрели на меня.

— В таком случае пусть Полигнот отдаст нам предназначенные тебе деньги, а мы на эти деньги купим твоих девушек для сладострастных утех, — смеясь, предложил Сократ.

— Нет уж! — ответил Полигнот. — Я тружусь, рисуя Феодоту, и ещё должен буду потрудиться, когда мы уйдём в опочивальню, что для меня, человека старого, дело нелёгкое, а вы хотите получить мои деньги только за то, что болтаете языком. Этого не будет.

— Клянусь Герой, — сказал Сократ, обращаясь не к Полигноту, а к Феодоте, — для тебя иметь много разговорчивых друзей, которые станут всем рассказывать о твоей красоте, гораздо лучше, чем одного старого Полигнота. Впрочем, — перестал он улыбаться и задумался, — впрочем, если Полигнот нарисует тебя и все станут узнавать на его картине тебя, Феодота, то ты окажешься, пожалуй, в большем выигрыше, чем от наших рассказов о тебе: говорят же, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

— То-то же, — довольно поглаживая седую бороду, сказал Полигнот. — Хоть ты и ужасно выглядишь, Сократ, но умом ты не обижен. Выходит, что и я не должен платить Феодоте, а наоборот — она мне.

— Но только за то, что ты рисуешь её, — снова рассмеялся Сократ, — а за то, что ты спишь с ней, тебе надо платить очень большие деньги.

Полигнот бросил кисть и сказал:

— А я готов, поскольку рисование и разговоры мне надоели. Уйдём, Феодота!

— Не позволим! — дружно запротестовали друзья Сократа. — Хотим устроить пирушку и чтоб Феодота присутствовала на ней!

— Так ведь и я не прочь, — ответил Полигнот. — Приятно старику пировать вместе с юношами. Но где вино и еда?

— Все уже здесь, — ответил за всех тот, что предлагал Аспасии обнажиться. — Сейчас мои рабы всё принесут.

Зал преобразился едва ли не в мгновение ока: были принесены ложа, подушки, столики, посуда и конечно же обещанные Критоном — так звали этого человека — вино и еда в трёх больших плетёных из лозы корзинах: фрукты, жареная рыба, пирожки с разной начинкой и с десяток головок овечьего сыра.

— Вино хоть и не с Фасоса, но очень хорошее, моё лучшее вино, — сказал Критон, когда были наполнены первые кратеры. — Клянусь Зевсом, боги не обидятся, если мы совершим возлияние им этим вином, и вы не устанете пить его в своё удовольствие.

Каждому гостю досталась девушка — так что на каждом ложе устроились до двое, взбив под локтями высокие подушки. Полигнот возлёг с Феодотой, а Сократ пригласил на своё ложе Аспасию.

— Только для беседы, — предупредила Сократа Феодота.

— Иные беседы для меня по приятности своей превосходят сладость любовных утех, — ответил Сократ.

— Стало быть, ты из Милета и, стало быть, ты слышала об Анаксимене, который прославился в ваших краях мудростью после Фалеса и Анаксимандра.

— Он не раз бывал гостем моего отца, — ответила Аспасия. — Я видела и слышала его, когда была маленькой.

— А теперь ты большая?

Они устроились на ложе так, что были обращены лицом друг к другу, но при этом Сократ был обращён лицом также и к пиршественному столику, так что мог правой рукой дотянуться и до чаши с вином, и до закусок, а Аспасия лежала к столику спиной, получая вино и фрукты из рук Сократа.