Анатолий Домбровский - Перикл

Секретарь громко повторил его приказание.

Гермипп и Диодот подошли к ограде первыми, затем скифы подвели к ней Аспасию.

Архонт велел секретарю суда прочесть жалобу истцов. Секретарь сорвал восковую печать со шкатулки, в которой были документы, достал листок папируса величиной в две ладони и прочёл:

— «Гермипп и Диодот возбуждают дело о преследовании по законам Афин милетянки Аспасии, которую обвиняют в том, что она занимается сводничеством, совращая свободных женщин, и оскорбляет отечественных богов, поддерживая и поощряя кощунственные разговоры о них, каковые ведутся в её доме и в тех домах и местах, которые она посещает».

Пока секретарь читал жалобу, Аспасия искала глазами Перикла. Он помахал ей рукой, стоя у верёвки, разделявшей публику и гелиастов. Она кивнула ему головой. Тут и чтение жалобы закончилось. Секретарь объявил, что теперь слово предоставляется истцу Гермиппу, что оно ограничено одним сосудом клепсидры и что он остановит истца, как только время его истечёт. Он убрал палец с отверстия трубки, и все, кто был близко к столу архонта, услышали звук капающей воды — так вдруг стало тихо.

Аспасия подняла глаза на Гермиппа и презрительно улыбнулась — ничего другого в отместку доносчику она сделать не могла.

Гермипп был плохим поэтом, но хорошим оратором — артистичным и остроумным. Он начал с того, что назвал Аспасию прекрасной гетерой, вольнолюбивой милетянкой, которая не только не признает афинские законы, но и знать о них ничего не хочет, потому что обладает тремя всесильными свойствами: молодостью, красотой и богатством.

— Счастье, которое ей доставляют эти три свойства, — сказал Гермипп, — так значительно, что она пожелала поделиться им с другими молодыми, прекрасными и богатыми женщинами. Она их повела за собой по пути супружеских измен и любовных наслаждений.

Публика закричала, то ли выражая восторг по поводу действий Аспасии, приписываемых ей Гермиппом, то ли возмущение.

— Прочти показание художника Диодота, — сказал секретарю Гермипп.

Секретарь вновь запустил руку в шкатулку, достал следующий лист папируса и прочёл:

— Диодот, художник, свидетельствует: «Указанная Аспасия, наложница Перикла, пользуясь своим чрезвычайным влиянием на свободных женщин, приводила их в мастерскую Фидия под предлогом, что те хотят полюбоваться скульптурой и попозировать Фидию, вынуждала их обнажаться перед присутствовавшими там мужчинами, из-за чего они теряли стыдливость, позволяли мужчинам близко подходить к ним, заводить любовные разговоры и договариваться о тайных встречах. Самых красивых женщин Аспасия отводила в пристройку мастерской, где они перед тем обнажались и где их уже поджидал Перикл. Вот эти женщины, чьи имена я запомнил: Афродисия, жена бывшего стратега Мениппа, Калликсена, жена архонта Тимократа, Аристолоха, жена наварха Сострата. Были там и другие женщины ».

— Продолжай, — сказал секретарь Гермиппу, закончив читать показание Диодота, и открыл отверстие клепсидры, которое заткнул перед тем, как читать документ.

— Прикажите позвать для показаний Афродисию, Калликсену и Аристолоху, — обратился к Гегесию Гермипп.

Это был хитрый ход — Гермипп знал, что позвать Афродисию, Калликсену и Аристолоху не удастся, так как их нет на Ареопаге — не пришли, чтобы избежать позора, и, стало быть, виновны в распутстве.

— Нет нужды, — ответил Гегесий. — Показания Диодота принимаются. Говори дальше.

Дальше Гермипп говорил об асебии: Аспасия, как и Анаксагор, отвергает существование богов как на земле, так и под землёй и на небе, о чём не раз говорила в беседах с Анаксагором во время пиров, устраиваемых в своём доме в присутствии многих лиц, среди которых были совсем молодые люди — Алкивиад и его друзья-эфебы, так и в частных беседах во время многочисленных встреч с указанным Анаксагором, а также с бежавшим от судебного преследования Протагором и другими софистами. Она утверждает, что нашими желаниями и мыслями управляют не боги, а тепло, свет, холод, приятные и неприятные цвета небес и земли, ароматы, ветер и движения предметов, пища и напитки.

— Прочти показание, — снова обратился к секретарю Гермипп.

Следующее свидетельское показание принадлежало Таллу, помощнику Полигнота, который, как и Диодот, сбивал и шлифовал для художника доски и растирал краски:

— «В месяце боэдромионе, в четвёртый день Аспасия посетила художника Полигнота и вместе с ним рассматривала его картины, говоря, что он правильно поступает, не изображая на картинах богов, так как боги не имеют отношения к судьбам людей по той простой причине, что их нет. Вместо богов на людей действуют жара, холод, красный цвет (как жара) и чёрный цвет (как холод), свет и тьма, запахи, из которых одни побуждают к действиям, а другие отвращают от них, сытость и голод, молодость и старость, здоровье и болезнь. Подверженный всем эти влияниям, утверждала она, человек совершает те или иные поступки, из поступков же складывается его поведение и, стало быть, судьба. Было сказано также многое другое в осмеяние веры в богов и божества, а над всем были поставлены разум и воля, которые приобретаются учением и тренировкой».

— Посмотрите на её лицо, — продолжал Гермипп. — На нём нет и тени раскаяния или страха. Она — воплощённая гордость, самодовольная красота и свободная воля. Она давно вышла из круга людей, соблюдающих отеческие верования и законы государства. Само по себе это является преступлением, которое нуждается в суровом и немедленном пресечении, ибо это нарыв, который грозит гниением всему телу общества и государства.

Он говорил ещё многое другое в этом же духе, потратив всё отведённое ему время.

Диодот не добавил к речи Гермиппа ничего нового, кроме того, что он, как и Талл, был свидетелем разговора Аспасии с Полигнотом, но не в мастерской Полигнота, а в доме гетеры Феодоты, где Аспасия, говоря о женском теле, рассказывала, в какой его части (а не на Олимпе или Парнасе) помещается какой бог, и будто бы выразилась так: «Верховный бог — это женщина. Названия богов соответствуют названиям различных частей её прекрасного тела».

Свидетельское показание, которое было прочитано по требованию Диодота, принадлежало парикмахеру Менору, у которого Аспасия делала причёску. Оно гласило:

«В месяце анфестерионе в десятый день Аспасия, сидя в моей парикмахерской рядом с другими женщинами, когда ей делали причёску, громко рассуждала о женщинах, об их правах — и это слышали все другие, находящиеся в парикмахерской по случаю предстоящего праздника Анфестерий. Она говорила, что нет никаких божественных установлений для женщин, что все таковые установления — выдумки мужчин, которые они подтверждают то словами Гомера, то словами Гесиода, которые тоже были мужчинами и выдумщиками. Женщины должны обладать теми же правами, что и мужчины, говорила она, и что было бы славно, когда б женщины однажды сговорились, собрали свою Экклесию, назначили свои суды и всё такое, где приняли бы решения в свою защиту от мужского произвола».