Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Пусть отец Свейн говорит что хочет о его способе «брать в заложники»!

Что Свейн и сделал, вернувшись в лагерь в конце января. Альфива ходила уже на седьмом месяце, кичась своим животом, высокомерно и тщеславно. А принц Кнут был горд тем, как быстро он обзаводится в Англии потомством, и не понял, чем так недоволен король. Разве он «слишком молод»? Альфива и он одного возраста, и она к тому же из приличной семьи…

— Я хорошо знаю Альфельма, — ответил Свейн. — Его род происходит из Нортгемптона и имеет большие владения там, да и по всей Англии тоже. Но Альфельм был ярлом Дейры, — ты помнишь, кто был там датским королем? Вот именно; твой дед Эрик. Шесть-семь лет тому назад король Этельред приказал своему доверенному Эадрику Стреоне убить Альфельма во время охоты; до сих пор все считали его, между прочим, лучшим другом королевской семьи. А двое из сыновей Альфельма, братья Альф ивы, были позднее ослеплены в одном из дворцов Этельреда. Титул ярла был пожалован Утреду, тому самому, кто теперь ярл всей Нортумбрии и зять Этельреда. Но Утред прошлым летом явился сюда и предал своего тестя. Ты окунулся в одну из самых смутных распрей между английской знатью, и последнее убийство в этой цепи еще не свершилось!

Кнут присвистнул.

— Черт побери…

— Гм. Дочь Альфельма может стать хорошей женой кому угодно. Но только не тебе. Надеюсь, что мой сын будет более дальновидным и не споткнется, угодив в первую же английскую лужу. Подумай, я же король Англии, Дании, Норвегии…

— … и части Швеции и Балтийского побережья, да, я знаю это наизусть.

— … а потому негоже, чтобы мой законный наследник породнился бы с проклятыми здешними ярлами, и мы попались бы на удочку английских королей. Так что браку этому не бывать — ни церковному, ни «more danico», во всяком случае, пока я жив!

Пока король Свейн еще не уехал из Лондона под Рождество, Торкель послал ему весть: он хочет говорить с конунгом. Чтобы избежать взаимного обмена заложниками, он предложил, чтобы король со своими людьми расположился на северном конце Лондонского моста, а он сам — возле берегового устья, с несколькими кораблями.

Король ответил согласием. Торкель приветствовал короля и, не услышав от него ответа, сказал:

— Я слышал, ты хочешь получить обратно часть кораблей и утверждаешь, будто они твои?

— Ты слышал верно.

— Чьи это были корабли с самого начала, разобраться трудно. Некоторые все же мои, а другие — моего брата Хемминга.

— Но большинство — мои! — взревел король.

— Пожалуйста, попробуй забрать их обратно. Но мои люди говорят, что ты не платил им ни эре [25] Самая мелкая скандинавская монета. за службу в течение четырех с половиной лет, поэтому они-то не перейдут к тебе. Теперь они подумают, прежде чем вернуться, и будут служить тебе при условии, что ты уплатишь им за год вперед. Они хотят получить от тебя задаток. Иначе поищут себе хозяина в другом месте.

— Черта с два, посмотрим!

— Они также хотят, — продолжал Торкель, — чтобы между тобой и нами, братьями, воцарился мир, и чтобы мы остались вождями на их кораблях. Если ты согласишься на это, Хемминг и я предлагаем тебе служить у тебя бесплатно в течение года. В знак нашей воли к миру и как снадобье на те раны, которые, как ты говоришь, мы тебе нанесли. Хотя мы считаем, что сделали для тебя только добро, ведь мы славно вспахали для тебя землю в Англии!

— Получай свое снадобье! — взвыл король и метнул в Торкеля свое копье.

Торкель спокойно поднял щит, и королевское копье упало в реку. Он бросился на пол, а его люди поспешно начали отплывать от этого места: они были вынуждены прикрывать Торкеля двумя щитами от стрел, сыпавшихся градом со стороны королевской свиты.

Вот что вышло, когда Торкель Высокий попытался заключить мир с новым королем Англии.

Из того, что он узнал позднее, он понял, что все прошло не так-то плохо. Ибо в Лондоне король Свейн приказал собрать новый выкуп, чтобы выдать жалование своим воинам. Вместе с тем он требовал отдельного выкупа за флот Торкеля Высокого.

«Этот выкуп станет погибелью королю Свейну», — подумал Торкель. Он со своими людьми решил выждать время, пока не пройдет пост.

Все родственники Эммы, которые смогли отложить свои дела, прибыли в Руан на Рождество, чтобы встретить ее. И несмотря на то, что она была теперь королевой в изгнании, она радовалась, что снова видит своих. Ее брат Ричард имел шестерых детей, брат-архиепископ — столько же, и еще Хедвиг и ее дети, но сестра осталась вдовой после 1008 года. К тому же пожаловали родственники со стороны ее матери, Гуннор.

За рождественские праздники Эмма просто охрипла от бесконечных разговоров. Всем было весело. В сочельник они ели целиком зажаренного кабана, а на ночь постелили в большом зале герцога, так как набралось очень уж много народу. Эмма говорила ночи напролет, пересказывая по нескольку раз, что ей пришлось пережить в Англии.

Маленькой Годе было всего три года, и она чувствовала себя прекрасно. К жизни в Руане Эдвард и Альфред, напротив, привыкали с трудом. Альфред был тихим, приветливым и никого не обижал. Но Эдварду не нравилось, что остальные дети так странно смотрят на него, и он втихаря щипал их. К тому же оба мальчика не понимали странного языка, на котором говорили в Руане. Если кто-то заговаривал с ними по-датски, то они понимали, хотя сами на по-датски не говорили, так как король Этельред запрещал им это. И поэтому «принцы» большей частью были предоставлены самим себе и скучали дни напролет, тоскуя по дому в Англии.

Чудеснее всего было, конечно же, вновь оказаться вместе с Гуннор. Мама состарилась, но это было не очень заметно. Она тотчас принялась заботиться о Годе, а Года — о ней.

Приятной неожиданностью было встретить в Руане Олава сына Харальда из Норвегии. Он плавал во Францию и Испанию и достиг даже Гибралтарского пролива. На обратном пути он ошибся в маршруте и невольно совершил набег на деревню в Бретани. Здесь правил герцог Ричард и его сестра Хедвиг (вдова графа Годфрида Реннского). Так что Ричард направил своего посланника к Олаву и пригласил его приехать в Руан, — там Ричард научит его, где проходят границы.

Олав с радостью согласился и надолго задержался в Руане. Так надолго, что архиепископ Роберт сумел убедить его принять святое крещение. Олав оказался способным учеником, и для Эммы было большим торжеством присутствовать на крестинах Олава в Руанском соборе на Новый год. Ее тронуло, что Олав попросил ее быть его «крестной матерью». Это вызвало также и веселый смех, так как Эмма была крестной лишь у маленьких детей, и в ее обязанности входило в такие минуты нести этих самых детей на руках. В конце концов она решила посоветоваться с братом Робертом, как ей поступить. Но Роберт не видел здесь ничего смешного, как, впрочем, и ничего невозможного.