Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

И он стал раздумывать, что же ему делать, чтобы избежать плена. Быть может, поступить так, как поступил Олав сын Трюггви, который, как утверждали, предпочел выброситься за борт, но не уступить верховной власти?.. Верховная власть однажды принадлежала его отцу, королю Свейну, вместе со шведским конунгом. Сейчас только роли поменялись, а в остальном все было так же…

Его дружинники встали у релингов, чтобы встретить врага, но тут Кнут увидел суда с поднятыми парусами и с гребцами на каждой уключине. Они шли с запада наискосок, шли быстро, гораздо быстрее, чем норвежцы и шведы. Так что же, черт возьми, он видит? Суда-то датские! И на драккаре хёвдинга стоит Ульф, его зять!

Потребовалось всего лишь несколько минут, вражеские суда либо оказались разбиты и перевернуты, либо успели уйти. Корабль короля Кнута отошел к югу, из гущи боя.

И чуть попозже король увидел, как его уцелевшие суда присоединились к флоту Ульфа и тоже направились на юг.

— Мы, что, бежим? — Это были первые слова, сказанные королем Кнутом своему неожиданному спасителю.

— Нет, — ответил Ульф, — оба флота вышли из боя. Просто они идут на север, а мы — на юг. Обе стороны могут приписать себе победу, если пожелают.

— Но, — неуверенно спросил Кнут, — не следует ли нам преследовать их?

Но инициатива и решимость уже покинули его. Если бы он был вынужден сдаться в плен, кто бы преследовал остальных? Ульф и Эйлиф?

Смущенным и малоразговорчивым оставался король Кнут на пиршестве в королевской усадьбе в Роскилле. Он до сих пор еще не вполне понимал, что же произошло.

Как удалось Ульфу и его брату в первый момент находиться среди врагов в качестве союзника — чтобы в следующий поспешить спасти его, Кнута?

На пергаменте Ульф представил дело так: во время последней попытки выступить посредником он оказался запертым между шведскими и норвежскими кораблями. И тогда он остался там, чтобы разузнать об их намерениях и возможных военных хитростях.

— И это была удача, — считал Ульф.

Кнут ничего не ответил и даже не намекнул, верит ли он Ульфу или нет. Чем угрюмее становился король, тем чаще выступал Ульф. Произносил здравицы, призывал скальда Сигвата произнести хвалебную драпу, ведь он был на борту вместе с королем и знал о его храбрости. Эстрид тоже веселилась вместе с мужчинами, как и малыш Кнютте, которому разрешили подольше оставаться со всеми и даже хорошо угостили вином и — упреками отца за то, что сын-де хочет вытеснить Кнута с королевского трона Дании. Кнютте принял упреки спокойно, он понимал, что отец гневается, но не мог уразуметь, какое он, Хардекнут, имеет отношение к этому делу; в этот час Кнютте увидел отца впервые после многих лет разлуки…

Ульф по-прежнему выказывал свою непритворную радость, не обращая внимания на недовольство короля. Конунг уже зевал, поговаривая, что-де пора бы ложиться спать, но тут Ульфу пришла идея:

— А не сыграть ли нам в шахматы!

Раньше Кнут не мог бы себе представить, чтобы Ульф сам выступил с таким предложением. И из чувства неловкости он не смог отказать, ведь Ульф впервые сам захотел сыграть. Может, дурное настроение и развеется?

И они сели играть. Все шло своим чередом. За то время, что они не виделись, Кнут овладел тем началом партии, которым Ульф научился у посланника из Новгорода, так что момент внезапности оказался исключен. Ульф позволил королю перехватить инициативу и застыл в ожидании.

Ульф наблюдал, удивлялся. Нет, король опять сделал необдуманный шаг! Ладно. Ярл взял слона короля.

— Плохой ход, — пожурил Ульф.

— Да, плохой, — ответил конунг и снял слона со стола. Подержал его в руке, а потом поставил обратно на доску, передвинув фигуру на прежнее место:

— Я собираюсь пойти иначе.

— Но, — помедлил Ульф, — это же против всяких правил?

— Сегодня в силе мои правила, — ответил король.

Ярл вскочил, перевернул шахматную доску и пошел.

— Ты верен себе, король Кнут, — процедил он.

— Как ты сказал? Сбегаешь, жалкий трус?

Повернувшись, Ульф ответил:

— Ты бы убежал еще дальше от реки Хельги, если бы смог. Ты не называл меня жалким трусом, когда я пришел спасать тебя от свеев и норвегов, кусавших тебя, как собаки.

Ульф захлопнул за собой дверь. Кнут посидел, подумал и отправился спать. Это ему следовало бы сделать пораньше.

На следующее утро одеваясь, король сказал своему слуге:

— Пойди к Ульфу ярлу и убей его!

Паж ушел и какое-то время не возвращался. Потом все же явился.

— Ну? Ты убил Ульфа ярла?

— Нет, — ответил паж, — я этого не сделал, ведь он ушел в церковь святого Луки.

Кнут тяжело вздохнул. Потом заглянул в соседнюю комнату. Там еще спал его телохранитель. Хорош телохранитель! Право, сон того стоит, но Ивар до сих пор и не думает вставать!

Ивар Белый, так звали его за цвет волос. Он был норвежцем.

— Ивар, ты слышал, что я приказал своему пажу?

Да, Ивар слышал.

— Теперь пойди ты и убей Ульфа ярла!

Ивар Белый хмыкнул, но пошел. Он уже знал, где искать Ульфа. Ульф стоял на хорах.

— Так, — сказал ему Ивар, — ты все знал и поспешил скрыться в церкви? Неплохо придумано, Ульф, жалкий трус!

Ульф не ответил. Тогда Ивар достал свой меч и быстро рубанул им Ульфу ниже пояса. И Ульф упал замертво. Ивар вернулся в покои короля и показал ему еще не обсохший меч.

— Ты убил ярла?

— Я сделал так, как ты сказал, король Кнут.

— Ты хорошо сделал.

Ужас охватил всех после деяния Кнута. Всех, кто мог смотреть дальше собственного носа. То, что Кнут приказал убить Ульфа, в конце концов, можно было бы и понять, хотя лучше бы он привлек его к суду за предполагаемое предательство. Но ведь Кнут хладнокровно убил ярла в святом месте!

Сначала датские епископы склонились в молчаливом ужасе. Потом начали шептаться об интердикте [51] Отлучение от церковных таинств. .

Кнут сразу же посчитал, что должен предотвратить кровную вражду в собственной семье: ведь все-таки убил-то он мужа собственной сестры! И он в качестве небольшой виры [52] Выкуп за убитого существовавший у древних скандинавов. за Ульфа отдал Эстрид и Свейну хорошие дворы и кое-какое другое имущество. А церкви святого Луки и ее священникам поспешил сделать пожертвования.

Эстрид была сломлена горем. Не столько из-за себя лично, поскольку Ульф мало заботился о ней как о женщине. Но из-за малыша Свейна; из мальчика, растущего без отца, никогда не выйдет ничего хорошего. Но она взяла на себя заботу о Кнютте, и за это Кнут был ей благодарен.

Он поспешил в Англию. Но вести о случившемся в Роскилле долетели до Англии и до Эммы прежде Кнута. И королева решила встретить короля уже в Гринвиче, одевшись в глубокий траур. Весть об этом была отправлена Кнуту быстроходными кораблями.