Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

— Нормандец ведет себя недостойно, — Поль решил в последний раз все уточнить.

Она посмотрела на него полными слез крохотными глазками и закричала:

— Неужели все в окружении моего отца считают меня такой омерзительной? Они не верят, что я могу затащить мужчину к себе в постель?

Она бросилась на диван и зарыдала.

— Посмотрите, посмотрите на меня! Я, может быть, и не красавица, но у меня все в порядке, все на месте. Ролло ничего не имеет против меня. Но он приходит ко мне только тогда, когда жаждет Полу настолько сильно, что уже не в силах сдерживаться. И даже занимаясь любовью со мной, он громко зовет ее: «Пола!» А потом встает и быстро уходит. Он ведет себя так, что о детях не может быть и речи.

— Но, мадам!.. — Пьер и Поль растерялись. Такого униженного самолюбия, такого отчаянного женского страдания они еще не видели и не слышали. И это дочь короля?!

— Нет уж, теперь слушайте до конца. Я пыталась его соблазнить, обмануть. Я вцепилась в него руками и ногами и решила добиться своего. Но он успел вырваться и в своем гневе стал совсем диким. Я думала, он ударит меня. Правда, до этого не дошло.

Молодые люди с ужасом смотрели на Гислу, которая начала срывать с себя одежду.

— Сейчас мой господин в Бауэксе и кричит «Пола! Пола!» своей любимой и желанной. Когда он от нее приезжает, он весь ею пропитан. Я больше не буду ему навязываться. И у короля Карла никогда не будет внука и наследника от нормандского хёвдинга! Возвращайтесь к королю и расскажите ему все! — Лицо Гислы налилось кровью и стало багровым. Глаза горели бешеным огнем.

— Ну, что стоите?! Овладейте мною! У Ролло через девять месяцев появится наследник, а у короля — внук. Вы совершите важное государственное дело: вернете королю земли, которые он отдал норманнам.

Пьер и Поль решили, что разумнее всего будет как можно скорее покинуть Руан. Однако была уже поздняя ночь, и они слишком много выпили. Посоветовались и решили, что можно выехать утром и за день доехать до Лиона, нигде в пути не останавливаясь. Проснулись они далеко за полдень, узнали, что Ролло вернулся, и собрались уехать сразу же после обеда, чтобы не встречаться с ним. Пьер и Поль седлали лошадей, когда четыре воина ворвались в дом, схватили их и связанными привели к Ролло. Там был и я, Хейрик. Мне пришлось переводить все жесткие вопросы и путаные ответы. Французы ничего не могли сказать в свое оправдание. Говорили, что они, старые друзья принцессы, приехали ее навестить. А на вопрос, почему так долго оставались под ее крышей, они бормотали, что в Руане им очень понравилось, а к Ролло не пошли, потому что он очень занят. Ролло интересовался, не послал ли король их шпионить.

— О нет!

— Какое задание дал вам король?

— Его величество не знает, что мы здесь.

Несмотря на всю свою глупость, они понимали, что если Ролло спросит у французского короля, Карл откажется от них. Им оставалось только изображать наивность. Но за всем этим стоял политический вопрос. Ярлы набросились на Ролло. Ему пришлось нелегко.

— Братья нормандцы, хочу посоветоваться с вами. Этих людей надо повесить, чтобы никто не смел засылать к нам кого попало. Если, защищая их, король пришлет к нам послов, то посмотрим. А сейчас не стоит с ними церемониться.

Все согласились.

— Ты прав, — сказал Герло. — Они отрицают, что их послал король, значит, замышляют что-то не только против нас, но и против короля. И мы этого не допустим.

— Отлично сказано! — Все затопали в знак одобрения.

Пьер и Поль, узнав о том, что их ожидает, сразу же защебетали.

— Нас послал король. Мы хотели явиться к Ролло, но его уже не было. Мы решили подождать его, а потом не посмели потревожить после дальней утомительной дороги. Старому человеку необходимо хорошо отдохнуть.

Это было уже слишком. Второй раз за день ему напомнили, что он не молод. Ролло рассвирепел и схватился за меч.

— Я сейчас им покажу, я один сразу уложу этих двоих молокососов.

Мы все стали успокаивать Ролло и говорить, что никто из нас никогда не сомневался в его выносливости, умении и силе. Самым подходящим для французов наказанием ярлы посчитали виселицу на главной площади Руана.

— Никто, кроме французского короля, не имеет права нас судить, — попробовал возражать Пьер.

— Это против всякого закона и права, — вставил Поль. — Мы будем жаловаться Его Величеству.

— Может быть, у вас есть доказательства того, что вас послал король?

Доказательств не было.

— Мы, между прочим, рыцари, — сказал Пьер, — и это дает нам право не быть повешенными. Мы предпочтем, чтобы нам отрубили головы.

Нормандцы покатились со смеху. Я удивлялся, почему Ролло не хочет выяснить, что парни делали у Гислы. Наверно, он молчал, потому что сам знал, зачем их послали. Я не выдержал и вмешался.

— Как кюре я хочу напомнить христианам и тебе, Ролло, и всем остальным ярлам, что вы не можете взять на себя грех и отправить людей на тот свет, не позволив им как следует подготовиться к смерти. Дайте мне возможность выслушать их исповедь и дать им благословение. Казнь можно отложить до завтрашнего утра.

Все согласились. Я сопроводил французов в тюрьму, где выслушал все их рассказы. Честно говоря, меня мало интересовали истории их жизни, и мне было все равно, куда они попадут после смерти. Я боялся, что казнь Пьера и Поля может стать началом войны с королем. История знает и менее важные поводы для войны.

Пьер и Поль были повешены в третьем часу дня на виду у всех жителей Руана. Ни о какой другой, более достойной рыцарей, казни Ролло не захотел слушать. Я так и не узнал, осчастливили эти мальчики Гислу или нет. Рассказы их были запутаны и сбивчивы. Вполне возможно, что они удовлетворили принцессу. Поль утверждал, что Пьер куда-то пропадал, и, может быть, он был с Гислой. Пьер то же самое говорил про Поля. Точный ответ могла дать только сама Гисла. Мне пришлось поговорить с ней. Ролло пришел ко мне хмурый и мрачный и попросил меня об этом.

— Ты должен вывести Гислу на чистую воду. Она рыдает и швыряется всем, что попадает ей под руку. Я не могу услышать от нее ни одного нормального слова.

Я подумал: «А если бы он услышал от нее нормальное слово, что бы он стал делать с этим словом?»

— Но я не могу нарушать тайну исповеди, — на всякий случай предупредил я.

Он разозлился и потерял всякое самообладание.

— Эти двое — шпионы, — орал он. — Они враги. Они покушались на мою жизнь, на мою честь, на нормандскую землю. Ты им потворствуешь. Ты за это можешь потерять голову.

Я ответил, что лучше потерять голову, чем что-то другое.

— У тебя не останется ничего, ни головы, ни того, чем ты так дорожишь, если я приму решение.

— Я тебе говорю: я ничего не смогу вызнать. Поговори с епископом, может быть, он тебе объяснит, что такое таинство исповеди.