Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

— К дьяволу ваши церковные штучки! — он запустил чем-то в меня. Но я уже научился изворачиваться, и на этот раз моя голова не пострадала.

Ролло поговорил с епископом и ничего не добился. Снова пытался заставить Гислу рассказать, что же произошло на самом деле. После этого у него на щеке появились глубокие вертикальные царапины. Невозможно было подвергнуть Гислу пыткам и силой добиться от нее ответа. Полагать же, что она сама расскажет правду, было бессмысленно.

Я долго сидел в молчании напротив Гислы, чтобы она поняла, что перед ней кюре. Повсюду валялись щепки, осколки, черепки, и я постарался выбрать место побезопаснее, в уголке. Наконец, я тихонько начал:

— Я получил прискорбную возможность выслушать исповедь несчастных мальчиков прежде, чем их казнили. — Лучше б я так не начинал. Гисла стала завывать еще громче, чем раньше. Когда она немножко унялась, я продолжил:

— Я знаю от Поля и Пьера, что ты несчастна, дочь моя, и ты должна помнить: мне ты можешь говорить абсолютно все. Никто из живущих на земле этого не узнает. Ты должна освободить свое сердце и душу.

Она яростно затрясла головой. На ее лице появилось страдальческое выражение. Она решительно и неизвестно зачем встала на колени.

— Встань, дщерь моя, — говорил я, — не стоит принцессе так убиваться. Что произошло, то произошло, и с этим ничего не поделаешь. Я только хотел сказать, твои друзья перед смертью исповедались и придут к Создателю раскаявшимися.

Может быть, слова мои и не вполне отвечали действительности, но они подействовали на нее. Я же почувствовал, что больше у меня нет сил. У этой горемычной женщины оказалось такое количество слез, что их бы хватило, чтобы окрестить не менее трех тысяч человек. Я встал и сказал:

— Дочь моя, должна же ты с кем-то поговорить, так нельзя. Если ты не веришь мне, я могу это понять. Но тогда поговори с епископом Франко, которого ты знаешь очень давно.

Тут она впервые прервала мой монолог.

— Я не разговариваю с Франко. Он уговорил моего отца продать меня норманнам.

Рыдания снова прервали ее речь, и я еще долго слышал их пока шел по двору.

Пола считала себя самой несчастной женщиной, но, оказывается, не она одна несчастна. Мне было жаль Гислу, и еще хуже становилось оттого, что моя попытка исповедать ее совершенно не удалась…

Пока король Карл в Лионе думал да гадал, как поступить, у герцога Роберта появилась идея. Он услышал рассказ о повешенных шпионах и решил, что на этом дружбу короля с нормандцами можно считать законченной. Он вооружился до зубов и предложил Ролло заключить с ним военный союз, вместе победить Карла, и тогда он, герцог Парижский, завладеет французской короной. Но у Ролло не было никакого желания поддерживать Роберта.

— Передайте привет герцогу. Он может нападать на короля или даже управлять королевской землей столько, сколько захочет и сумеет. Я в эти дела вмешиваться не стану, — ответил Ролло.

Письмо к Роберту было последней бумагой, которую я составлял для Ролло. Он решил снова отправить меня в Бауэкс. А сам принялся за строительство дворца для себя где-нибудь подальше от Руана. Он хотел показать своим людям, что можно жить нормально, без войны, без городов, которые он ненавидел и которые, как он считал, годны только как укрытия во время военных действий. Между Ролло и Франко возникли разногласия, и дружба их кончилась. Франко, не переставая, жаловался, что Ролло безраздельно захватил всю власть.

По дороге в Бауэкс я увидел, как гнали куда-то закованных пленников. Позже я узнал, что это пойманные воры. Ролло добивался порядка силой, и это было только началом…

Кроме всех тех людей, которые жили в доме Полы в Бауэксе, там была еще одна француженка из Бретани, дальняя родственница Полы, сирота; ее звали Эдит. Она влюбилась в датского ярла, и они поженились на датский манер. Датчанин имел семь кораблей и был хорошим человеком. Скоро датчанам надоело грабить и странствовать, они стали рыбачить и прибыльно торговать вместе с французами. Но такая жизнь не могла удовлетворить ярла. Он решил попытать счастья в Испании. Через полгода после его отплытия Эдит родила дочь. Пола пожалела бедную женщину и взяла ее к себе вместе с новорожденной девочкой. Прошел год. Ходили слухи, что датчане попали в плен и погибли. Эдит, потеряв всякую надежду, наложила на себя руки. Маленькая Николь осталась одна. Поле пришлось полностью взять на себя заботу о девочке. Николь стала родной сестрой Герлог и Вильгельма. Все полюбили ее. Больше всех, наверно, Вильгельм. Девочка была молчаливым, приятным ребенком, никому не причиняла никакого беспокойства. Пола любила ее как собственную дочь.

Вернувшись в Бауэкс, я рассказал Поле про Гислу, Пьера и Поля. Моя клятва соблюдать тайну исповеди, которой я так кичился перед Ролло, теперь не имел никакого значения. Я ничего не мог поделать с собой, так велика была сила моей любви! Я страстно хотел завоевать доверие Полы, хотел доказать, что ради нее готов совершить клятвоотступничество и даже преступление. А может быть, я просто стремился обладать ею? Не знаю. Конечно, у меня было желание облегчить страдания Полы, помочь ей понять несчастную принцессу. Пола могла бы почувствовать, что Гисла страдает. Но она не проявила никакого снисхождения.

Она вполне могла забеременеть от одного из своих друзей, а потом спокойно сказать, что ребенок — наследник Ролло. И Карл замучал бы всех епископов и архиепископов вплоть до папы римского, чтобы заставить Ролло признать своим преемником внука французского короля. А положение Ролло и без того было шаткое. У нет не было друзей среди церковников.

— Может быть, у Гислы родится дочь, — робко перебил я.

— Ничего подобного. Когда за дело берутся темные силы, то все происходит только самым худшим образом. Ролло должен прогнать ее сейчас же, до того, как обнаружатся результаты ее тайных встреч с друзьями. И ты, Хейрик, обязан все это сказать Ролло. И немедленно.

Все складывалось из рук вон плохо. Хуже и быть не могло.

— Но, дорогая Пола, я же ничего не могу утверждать. Подозрения Ролло еще сильнее, чем мои, но у нас нет твердых оснований, чтобы обвинить Гислу. А рыцарей, у которых можно было бы что-то узнать, нет в живых. Ролло слишком быстро разделался с ними. И от Гислы ответа не добиться. Ни под какой пыткой она не станет свидетельствовать против себя самой.

— Она уже сделала все, что могла, — сказала Пола. — Ты, кюре, должен знать, как велики ее грехи.

— Но, Пола, милая, ни Пьер, ни Поль не были моими духовными детьми: мне они не захотели исповедаться до конца. Поэтому я не могу быть свидетелем. И потом, подумай, какой разразится кошмарный скандал. Гисла, дочь французского короля, станет обвинять Ролло в сожительстве с тобой. А Ролло и без того уже нарушил законы страны, повесив Пьера и Поля без разрешения короля. Король может признать, что послал к Ролло шпионов, но он никогда не позволит вести процесс против своей дочери. Епископ благословил союз Гислы и Ролло, и теперь только Папа Римский может расторгнуть брак. Весь христианский мир встанет на защиту Гислы и короля. Положение Ролло ухудшится во много раз. Как ты думаешь, что после этого произойдет?