Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

И как же я был счастлив, когда в 927 году Вильгельм, который уже практически правил Нормандией, позвал меня к себе в Руан! Вильгельм собрал Совет, в который вошли Ботто, Бернар Датский и Анслег. Ботто был машком, маршалом, но он, как и Ролло, уже состарился и устал. Поэтому он более или менее добровольно передал все дела Бернару, а сам стал домашним советником Вильгельма. Все трое были умны, однако недостаточно образованы и грамотны. Вильгельм, необыкновенно эрудированный и знающий человек, свободно владел несколькими языками, но решил, что ему нужен секретарь с таким опытом и знаниями, как у меня. Кроме того, Вильгельм хотел иметь в своем Совете епископа. Архиепископ узнав об этом, нашел сие желание весьма лестным для церкви и согласился отозвать меня из Бауэкса. Моя жизнь стала казаться мне сплошной удачей. За такую жизнь и умереть не жалко!

Ролло нашел выбор Вильгельма не слишком удачным. И вообще старик как-то странно относился ко мне, то ли с ненавистью, то ли с любовью. Он был настоящим, властным и сильным хёвдингом и, конечно, хотел чтобы с ним продолжали во всем советоваться, не взирая на его немощь и старость. Вильгельм проявлял достаточную чуткость и сыновнюю благодарность и держал отца в курсе всех дел, но Ролло постоянно жаловался на невнимание. Он хотел знать обо всем. Ролло прожил большую, трудную жизнь, полную опасностей и риска. Никто не мог точно сказать, сколько ему лет, а сам он не любил говорить об этом. Мы с Ботто высчитали, что ему уже исполнилось восемьдесят. А Поле в это время было всего сорок пять.

Всего лишь, говорю я, однако сорок пять довольно много для женщины. Но Пола выглядела так, будто ей ни днем не больше, чем тогда, когда я ее увидел в первый раз. Мне исполнилось сорок, я по-прежнему испытывал к ней сильное влечение и к тому же чувствовал, что она снова с удовольствием приняла бы меня в свое общество. И я, и Вильгельм жили в большом дворце Ролло. Пола часто искала меня, приходила туда, где я работал, вызывала меня для совета или помощи в каком-то деле. Я не мог сказать, что ей чего-то не хватало. Она имела все. И порой бывала безудержно и чудесно радостной. Чем ближе к лету, тем больше людей приезжало в Руан. Дороги оживились. Многие хотели посмотреть, как строится новое государство, как складываются дела, как идет жизнь. Было много послов, посланников и визитеров со всех сторон света. Пола принимала гостей, ей все это очень нравилось. Она получила все, что хотела, выиграв безумную битву за Ролло. Одним из самых дорогих, желанных и любимых гостей был граф Бернар из Сен-Ли. Он приезжал часто, и приезжал, главным образом, к Вильгельму. Я тоже полюбил графа, умного, достойного и доброжелательного человека.

Ролло часто ворчал, что Вильгельм должен жениться, дабы иметь наследника.

— Тебе уже скоро двадцать пять, давно пора обзавестись семьей.

— Ты был гораздо старше, когда женился.

— Это совершенно другое дело, — заметил Ролло. — У меня не было такого, как у тебя, герцогства, которое только и ждет, когда появится наследник.

Мы с Вильгельмом впервые услышали, что Ролло называет Нормандию герцогством. И, действительно, прошло слишком много времени с тех пор, как все были равны, Ролло и его ярлы. Правда, Ролло всегда был первым. Теперь Нормандия превратилась в герцогство, которое передается по наследству. Ролло создал четкую централизованную систему. Свое государство он построил по образцу семи римских провинций, и один управлял ими. Графы или ярлы имели полную власть над землей, лесами, реками и тем, что обитало в них. Все семь ярлов получили одинаковые наделы, и каждый имел свою собственность. Однако чем больше я узнавал структуру управления Нормандией, тем больше убеждался в том, что ни один король не обладал такой прочной и крепкой властью, как Ролло. Если, конечно, под властью подразумевать возможность получать деньги в казну и использовать их по своему усмотрению. Вся Нормандия работала, укреплялась, богатела, и вместе с нею укреплялась власть Ролло. Как любое нормальное монархическое государство, Нормандия нуждалась в наследнике. Пола разделяла тревогу мужа. Однажды в моем присутствии они принялись обсуждать это. Я собрался уйти, чтобы не мешать разговору о семейных делах.

— Нет, ты останься, — приказал Ролло. — Ты воспитывал Вильгельма. Я часто обвиняю Полу: она, мол, привила сыну неправильное монашеское отношение к жизни. Но Господь знает, кто действительно виноват в этом. Так что оставайся и сядь туда, где сидел.

— Неправда, — воскликнул Вильгельм очень горячо, — отец Хейрик не мог повлиять на меня против моего желания. Он просвещал меня и воспитывал, я многим обязан ему. Да, у меня есть мечта стать монахом, и, действительно, это удерживает меня от женитьбы.

— Боже мой, да все епископы и аббаты имеют жен, я уже не говорю о наложницах и внебрачных детях.

— Мой идеал — настоящая монашеская жизнь.

Вильгельм был совершенно искренен. Его восхищали монахи из бенедиктинского монастыря Клюни, которые проповедовали безбрачие, хотели реформировать церковь и ввести новый строгий монастырский устав.

— Этому Вильгельм не мог научиться от меня, — сказал я. — Добровольное воздержание — совершенно особое дело.

— Мы знаем, ты весь состоишь из плоти, — ехидно заметил Ролло.

Пола перебила мужа.

— Вильгельм, монашество — не твой удел. Разве не так, отец Хейрик?

Я кивнул.

— Ярлы признали тебя, теперь ты не только стал хёвдингом, тебя приняли и полюбили как истинного вождя.

Вильгельм тревожно посмотрел на меня.

— Я, наверно, изменил своему призванию и пошел не по своей стезе. Я все время чувствую: предводителем нормандцев я буду недолго!

— Кто же продолжит мое дело, если не ты? — Ролло чуть не задохнулся.

— Бог найдет нужного человека. И почему обязательно мужчину? Почему не Герлог? Она умна, образованна, владеет оружием и скачет на лошадях не хуже меня.

— Дева Мария! — закричала Пола, — да что же ты имеешь в виду?

— Вспомни Библию и «Победоносную песнь Деборы». Эта женщина завоевала Палестину, — ответил Вильгельм.

— Ты хочешь, чтобы в Нормандии появилась такая Дебора, которая скачет на коне с мечом в одной руке, а другой рукой держит ребенка и кормит его своей грудью?

— Для войны — свое время; для того, чтобы растить детей — свое, — Вильгельм улыбнулся, но Поле было не до шуток.

— Для матерей война всегда не вовремя, всегда противозаконна.

— Герлог! — сказал Ролло. — Она моя плоть и кровь, она мне роднее и ближе, чем все вы. Но если только на нее будет возложена вся ответственность, тогда мы должны пожелать Нормандии доброй ночи, забыть о ней и отдать наши земли обратно французскому королю.

Вильгельм смотрел на отца. Ролло за время этого разговора сник, тяжело обвис на подлокотниках кресла и всем стало ясно, как он стар и слаб. Только что он пережил тяжелое разочарование и мог умереть в любой момент. У Вильгельма сердце защемило от боли и жалости.