Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

— Вон впереди таверна, — заметил Эадрик, — не выпить ли нам доброго пивка?

Да, как раз об этом и думает теперь Его Величество.

На редкость тягомотная выдалась поездка в Лондон…

Той осенью король Этельред много совещался с Эадриком Стреоной. Они писали послания в каждый приход, предупреждая получателя под страхом смертной казни сохранить их в тайне до особого распоряжения короля.

И столь ужасным показалось адресатам данное им поручение, что они сохранили его в тайне; лишь кое-где в маленьких городках поползли смутные слухи, но их сочли безумными и не поверили.

Однако утром 13 ноября — дня святого Бриктия — самые ужасные слухи получили подтверждение. Для остальных же, не слыхавших безумных рассказов, случившееся явилось полнейшим и невероятным потрясением.

Распоряжение было таково: все датчане должны быть умерщвлены. В каждом городе, в каждой деревне, в каждом округе, всюду, где бы они ни жили или ни встретились, да будут безо всякого снисхождения, следствия и суда преданы смерти.

И город за городом, деревня за деревней, округ за округом Англия выполняла распоряжение. Порой со скорбью и болью, порой в неистовой радости: наконец-то отомстятся все бесчинства и грабежи — до четвертого и пятого колена, свершится правосудие, и богатство, неправедно попавшее в датские руки, вернется наконец к англичанам!

А кое-где не происходило ничего. Шериф попросту откладывал письмо подальше — очередное свидетельство королевского неразумия. Но в таких городах, как Оксфорд, совершалась настоящая кровавая баня. Датский купец проснулся на рассвете: в его дом ворвались вооруженные англичане. Ухитрившись выпрыгнуть из окна собственной спальни на втором этаже, он мчался на другой конец квартала. И там барабанил во всю мочь в окна другого датского семейства, предупреждая, что их ждет.

— Бегите к святому Фридесвиде, — кричал он, перебегая от дома к дому. Вскоре все датчане Оксфорда уже знали, что их ожидает. Их истребят. Как вредных насекомых. За что? Никто не знает. Узнаем потом когда-нибудь. Теперь — время спасать свою жизнь. Бегите к святому Фридесвиде!

И все, кто мог, побежали. В этом монастыре жило несколько датских монахов, так что все датское население Оксфорда считало монастырскую церковь своей. Там мир Божий защитит их!

Иные не поверили предупреждению, решив, что сумеют договориться с англичанами. Они ведь были прежде друзьями и общались и по торговым делам, и так просто. Не может быть, чтобы англичане…

Другие не смогли заставить своих детей бежать к церкви быстрее, а сами тащили на руках уж и вовсе младенцев. Всех их догоняли и забивали дубинками.

Большинству все же удалось добежать невредимыми до церкви. Некоторое время ушло у беглецов на то, чтобы взломать замки и двери, по некой неведомой причине оказавшиеся на запоре. В последний миг всем удалось вбежать в церковь и забаррикадироваться изнутри. Но опьяневшие от крови преследователи попытались силой проникнуть в святое место, дабы извлечь оттуда датчан. Некоторых из них, находившихся у дверей, удалось выволочь — двери не выдерживали ударов бревна, которым англичане их таранили. Но датчане отчаянно отбивались, и ни один из нападавших не пробился в опасный пролом.

В конце концов чью-то голову посетила свежая мысль — поджечь деревянную церковь. Так святой Фридесвиде сгорел со всеми своими реликвиями и книгами. И большинство датчан погибло в огне и в дыму — мужчины, женщины и дети.

И Паллига тоже отыскали Этельредовы ретивые исполнители. Он также нашел смерть на заре тринадцатого ноября. С ним был сын: мальчик так и не успел проснуться.

А из Ройал-Касл в Винчестере выволокли Гуннхильд дочь Харальда, отвезли на холм Святого Эгидия и обезглавили.

В Данелаг, разумеется, циркуляров не отправляли — это бы испортило все дело…

Ужас охватил страну после содеянного.

Сперва мертвое молчание сковало приближенных короля Этельреда. Никто ни в чем не мог быть уверен. Кто знает, не ринутся ли ангелы смерти на тех, кто сегодня осуждает короля и его решения? «Тот, кто не со мною, против меня». Значит ли это, что, ежели кто выразит свое недовольство, тот будет объявлен изменником и приравнен к датчанам?

Разумеется, толпа не смогла истребить всех датчан к югу от дороги Уотлинг, многие смогли надежно укрыться. Когда первая безумная жажда крови оказалась утолена, виновные ощутили угрызения совести, попрятались или открестились от содеянного. Молчание сменялось — город за городом, деревня за деревней, округ за округом — внятным ропотом тех, чьи руки остались чисты. Знай они, что произойдет, или имей достаточно воображения, чтобы поверить слухам, они предотвратили бы резню!

Усердствуя в умывании рук, иные переходили грань христианского милосердия: многие ощутили потребность перейти на сторону уцелевших датчан, чтобы впоследствии не бояться их мести. Ведь уцелевших было немало, у них оставалось достаточно власти и влияния. Разумеется, большая часть их — добрые христиане, хотя и не все; но и те, и другие упорно придерживались древнего обычая кровной мести. Произошедшее для многих выглядело, прежде всего, страшным оскорблением для всего рода. Даже если они на словах и в сердце отвратились от кровной мести и считали ее варварством, тяжесть на душе и давление со стороны почитающих асов [17] Древнескандинавские верховные боги. родичей может и перевесить, кое-кто не устоит и выполнит свой «долг» хладнокровно и расчетливо.

«Датчане», кстати говоря, было условное понятие, имеющее юридический смысл лишь для королевской канцелярии. Под общее название попадали все норманны — и шведы, и норвежцы, и исландцы. Многих, имевших родственников в Данелаге, прикончили в день святого Бриктия, — а там, на севере, хорошо различали скандинавские народы, — но убитые на юге родичи не могли ожить оттого, что не были датчанами по рождению.

Англичане ощущали, что последнее слово в этой истории еще не сказано. Если даже датчане на юге оказались — в буквальном смысле — обескровлены, унижены и напуганы — на какое-то время, не похоже, чтобы обитатели Данелага так уж испугались и присмирели. К тому же, что теперь предпримет датский король, чья кровная сестра тоже пала жертвой резни?

Король Этельред попытался усмирить бурю, подымающуюся и разрастающуюся по всей стране, приказав всем священникам зачитать с церковной кафедры «разъяснение». В нем говорилось, будто король получил сведения о том, что-де датчане хотели вероломно лишить жизни сперва его, а затем его советников, после чего захватить все королевство.

Паства не поверила: пусть король сам слушает свои сказки. Пусть бы сперва разузнал, есть ли в них хоть капля правды.