Валентина Перельман - Сердце Льва

-

Так. Понял. А дальше?

–

Человек, созданный по образу и подобию Его, имеет душу, подобную Его набору возможностей. Он способен творить. Он создаёт новые формы и даже творения с новыми наборами возможностей, – то бишь, с новыми душами.

–

Это правда, – Деми задумался. – Но это при современном уровне развития цивилизации. Ещё совсем недавно человечество не было способно к такому творчеству, как создание творений с новыми наборами возможностей – новыми душами.

–

Не путайте. Я ведь сказал, что душа человека неизменна. Другое дело – выявление этих возможностей. Процесс развития цивилизации как раз и есть последовательность выявления этих возможностей. Ничего того, что не заложено в душе творения, не может быть выявлено.

–

Но, если в результате эволюции обезьяна превратилась в человека, значит, у обезьяны уже был набор возможностей человека?

–

Если бы у обезьяны была душа человека, то это был бы человек. А обезьяна – есть обезьяна со своей душой. Человек же, даже рождённый уродом, рано или поздно проявит человеческую душу. А вот потомство обезьяны не проявит такой души никогда.

–

Хорошо. Но у меня остаётся ещё один вопрос: зачем нужны эти смены цивилизаций?

–

В разных условиях человек проявляет и разные свои возможности. В результате развития человечества возникает момент, когда его возможности уже не могут быть раскрыты в условиях такого жёсткого мира, как Земля. Ему становится тесно в этой своей колыбели. Он ищет больших свобод. Достигнув способности приобрести новые свободы, человечество покидает Землю.

–

А кто остаётся на Земле?

–

На Земле остаётся та часть человечества, у которой не проявились новые потребности или не выявились более высокие возможности. Эта часть человечества становится основой будущих поколений людей, и начинается новый виток, новый процесс, история новой цивилизации. Обычно, до глобального изменения условий жизни на Земле

эта смена цивилизаций незаметна. Только после природных катаклизмов проявляется процесс развития новой цивилизации.

–

А куда уходит прежнее человечество?

–

Этого я не знаю. Но у меня складывается такое ощущение, что, покинув Землю, оно переходит в тот мир, откуда может изменять условия существования самой Земли. Этим я для себя объясняю периодичность катаклизмов в природе моей планеты.

–

Так это в результате катаклизмов пропадают все признаки предыдущих цивилизаций?

–

Частично. Если такие признаки вообще существовали. Это для вас, для современной цивилизации, освоившей всю поверхность планеты, удивительно: куда делись признаки прошлых развитых цивилизаций? Вам трудно себе представить, что другие цивилизации не старались не то что освоить планету, – им были безынтересны даже её свойства. Они существовали, как младенцы в детском саду, зная что «и будет день, и будет пища». Это были духовные цивилизации, и их развитие происходило через раскрытие собственных способностей. Они относились к природе, как младенцы относятся к своему дому: им неинтересно, откуда всё берётся – оно есть, потому что должно быть. У большинства из них не было даже таких понятий, как «я хочу, это моё, дайте мне, а почему это так». Они не тратили усилий на определение того, что кому принадлежит, но больше всего уделяли внимание раскрытию своих способностей, своей души.

–

Так наша цивилизация…

–

Самая меркантильная из всех предыдущих. Этим и определяется появление таких понятий, как «моё, враг, друг, чужой, чужое, лучше, хуже». Отсюда, и представление о добре и зле, ощущение страдания. А ведь счастье не обязательно есть результат завершения страданий. Вот ты счастлив?

–

Да

.

–

А что? Ты в этой жизни страдал, а потом пришёл мессия и избавил тебя от этих страданий?

–

Нет.

–

А почему?

–

Не знаю. Может, потому что рядом со мной Рита, которая страдала и постаралась меня избавить от страданий?

-

Нет. У тебя есть враги? Тебе плохо от того, что у тебя чего-то нет? Тебя интересует, что есть у других?

–

Я об этих вещах не успел подумать.

–

И не успеешь. А теперь представь себе общество, состоящее из таких, как ты. И у каждого есть своя Маргарита – сущность любви. Какую пирамиду, гробницу, храм, джакузи, робота-раба оставит после себя такое общество?

–

Пожалуй, ничего не оставит.

–

Зато оно оставит таких, как ты, – творцов. Оно жадно до творчества, а не до наживы. Ты не задумывался: чего это я к вам так прилип?

–

Наверное, потому, что мне с Вами интересно?

–

Ха! – вдруг развеселился Адамбек, который вёл эту беседу, расслабившись в кресле-качалке, с закрытыми глазами. – Этот ответ – шедевр! У тебя логика альтруиста. Тебе даже в голову не может прийти, что я здесь ублажаю себя, а не вас. – Он встал, пошевелил кочергой угли в камине, повернулся к мастеру, и тот увидел красные огоньки в зрачках Адамбека. – Я здесь потому, что и мне хочется иногда, хоть чуть-чуть, хоть за счёт чужого счастья, – быть счастливым. Я устал от этой популяции стяжателей. Мне сейчас трудно так, как никогда, ни с одной цивилизацией трудно не было. Я вынужден творить то, что творю. Они поставили меня в такую позицию. В предыдущих цивилизациях я выступал в роли ангела-хранителя. Теперь же я вынужден подхлёстывать их пороки, которые они уже стали называть способностями. Только доводя все их прихоти до абсурда, я могу как-то сохранять людей и свое княжество на Земле. Это моё предназначение, и не исполнять его я не могу.

Выступившая на глазах влага погасила огоньки в зрачках Князя Земли. В камине перед ним вспыхнул огонь, и гость погрузился в дремоту.

АРМЕЙСКИЙ ДРУГ

Василь Степанович вышел на перрон. Поезд Киев – Запорожье подошёл и остановился. Дверь вагона №7 открылась, и Константин Курочкин попал в объятья друга. Они вышли на привокзальную площадь. Каждый нёс по два

чемодана и рюкзак. Василь открыл дверцу «Москвича-412», который он недавно припарковал возле гастронома. Друзья загрузили багаж, и Василь повёл машину по привычной дороге домой, а Константин стал рассказывать:

–

После дембеля я не вернулся в институт. Поступил в духовную семинарию. Полгода для меня оказалось достаточным сроком, чтобы убедиться, что обрядность – не та наука, ради которой я туда поступил. Справлять обряды – особой духовности не требуется. Достаточно хороших актёрских данных. Тут имеют значение внешность, голос. Мне стало скучно. Попросил отца Иннокентия, настоятеля семинарии, направить меня в то русло, куда душа стремится. Он понял, но не сразу. «Учись, всё надо постигать постепенно, а ты стремишься обогнать время. Гордыня это, грех!» Только после того, как мне удалось убедить его, что уровень духовного развития, благодаря общению с тобой, у меня выше, чем у выпускников семинарии, он дал рекомендацию в Академию. Но и там, – Константин махнул рукой, – очень много анахронизма, обрядной мишуры. Слава Господу, попался я на глаза отца Олексия. Поговорили. Он мне прямо, без обиняков заявил: «В тебе есть понятие Божьей благодати, но страха Божьего нет совсем. Тебе подобные могут постичь Слово Божие, но они не могут ему служить. Такие не должны получать право на службу Господу». И определил меня вольнослушателем. С тех пор я свободный человек.