Владимир Фромер - Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга вторая

Шел 1924 год. Китай в очередной раз переживал трудный период своей истории. Япония захватила ряд китайских портов и навязала Пекину неравноправные торговые договоры. В Китае хозяйничали иностранцы. Его раздирали на части милитаристские клики, грабившие и разорявшие страну. Еще осенью 1917 года Сунь Ят-сен создал в Кантоне революционное республиканское правительство. В апреле 1921 года он был провозглашен президентом Республики южных провинций Китая.

К 1924 году в стране сложились два центра, два правительства. Власть пекинского руководства распространялась на территорию неопределенных очертаний, менявшуюся в зависимости от того, какие генералы поддерживали Пекин в тот или иной период. Правительство Сунь Ят-сена контролировало всю территорию южного Китая. В стране назревала гражданская война.

— Морис, — сказал президент человеку, смотревшему на него со спокойным дружелюбием, — я хочу поручить тебе дело исключительной важности. Если кто-то и может его выполнить, так только ты.

Морис, или Моше Коэн, как в действительности звали нашего героя, поблагодарил за комплимент наклоном головы. Президент продолжал:

— Пекинская клика Цао Куня готовит наступление против революционных провинций, — Сунь Ят-сен подошел к расцвеченной всеми цветами радуги карте, висевшей в углу. Юг был окрашен в красный цвет.

— Они нанесут удар здесь, — показал президент, — из района, где сконцентрирована их единственная боеспособная армия генерала Лао Баня.

Президент вернулся к столу и положил тонкую сухую руку на плечо собеседника.

— Нам не выдержать удара, Морис, — сказал он тихо, — и тебе это хорошо известно.

— Нам нужно еще полгода, доктор Сунь, и у нас будет вполне боеспособная армия, — ответил Коэн.

— Эти полгода я и хочу вырвать у судьбы, — живо подхватил президент. — И у нас есть шанс.

Сунь Ят-сен понизил голос:

— Мне стало известно, что генерал Лао Бань готов перейти на нашу сторону. Он ждет моего эмиссара, и этим эмиссаром будешь ты. Я не могу отправить ему послание. Даже с тобой. Это слишком опасно. Но ты скажешь ему все, что нужно.

Моше Коэн поднял глаза.

— Все ясно, доктор. Когда я должен ехать?

Президент ответил:

— Желательно сегодня.

Коэн шел к станции напрямик через небольшую рощу. Несмолкаемо шумели верхушки деревьев, как провода высокого напряжения. Было тихо. Еще мерцали звезды, бесконечные и ненужные на уже начавшем сереть небе. Роща кончилась. Потянулись огороды и маленькие хижины. Пахло сеном, овощами и еще чем-то странным и приторным.

Коэн чувствовал себя неловко без пистолетов, но их пришлось оставить. Когда он садился в поезд, отправлявшийся в Пекин через мятежные провинции, в голове его уже созрел план действий.

Основная трудность заключалась в том, чтобы добраться до генерала, не называя себя, не открывая раньше времени тайны своей миссии. Для этого нужно быть человеком, перед которым открываются все двери. Коэн решил стать торговцем оружия, одним из тех авантюристов, которые поставляли «швейные машинки» (пулеметы) всем воюющим сторонам. В случае удачной сделки они становились миллионерами, но эти люди обычно продолжали свою опасную работу «из любви к искусству», и, рано или поздно, их расстреливали.

На пекинском базаре он с трудом продирался сквозь ряды, заваленные пестрыми китайскими тканями и коврами с волшебно разноцветными узорами, медленно шел вдоль прилавков с сизыми мясными тушами, над которыми роились омерзительные зеленые мухи; его хватали за полы полунагие нищие, покрытые грязными язвами с засохшими струпьями. Наконец Коэн толкнул дверь в лавчонку, отозвавшуюся противным дребезжащим звуком, пробрался к прилавку сквозь рухлядь, сваленную на полу.

— Что угодно господину? — почтительно спросил китаец в засаленном халате.

— Ли Куна, — отрывисто бросил Коэн. Испуг и удивление метнулись в глазах китайца.

— Его нет.

— А где он?

— Не знаю…

Коэн протянул руку, взял китайца за горло и сжал пальцы. Потом ослабил хватку. Китаец с минуту жадно ловил ртом воздух, ставший внезапно таким необходимым. Отдышавшись, сказал жалобно: — Ну зачем же так, господин? Пройдемте…

Они спустились куда-то вниз по шатким деревянным ступенькам и оказались в похожей на контору комнате. Высокий, неправдоподобно худой китаец тревожно всмотрелся в лицо гостя, вскрикнул «Мо-Кон!» — и склонился до самой земли.

— Ты еще не забыл, что я спас тебе жизнь? — улыбнулся Коэн.

— Разве такое забудешь, господин? — ответил Ли Кун, и его глазки превратились в совсем маленькие щелочки.

После традиционного угощения началась беседа. — «Швейные машинки» я готов продать только генералу Лао Баню, и ты устроишь мне с ним встречу, — закончил Коэн.

— Я все сделаю, господин, хоть это и трудно, — закивал головой Ли Кун.

Коэн шел по пустынным улицам. Огромный полумесяц покачивался в черноте неба. Краем глаза он заметил крадущиеся за ним тени и ускорил шаги. Резко свернул в переулок и прижался к шершавой стенке. Два силуэта выросли прямо перед ним, и Коэн нанес два сухих и точных удара, от которых преследователи разлетелись в стороны, как кегли. Очнулись они через полчаса, обогащенные представлением о силе кулака этого человека.

А вот и нужный ему дом. Два китайца с автоматами обыскали Коэна и ввели его в ярко освещенную комнату, покрытую персидским ковром. За столом сидел человек в военной форме, лысый, с круглым, как тыква, лицом. Сразу возникла трудность. Генерал не говорил по-английски. В комнате четверо вооруженных людей. Один из них переводчик.

— Ты продаешь «швейные машинки»? — спросил Лао Бань. Коэн кивнул и высунул из кармана кончик конверта так, чтобы его мог видеть только генерал. Лао Бань понял и жестом выслал всех из комнаты. «Как же говорить без переводчика?» — мелькнула мысль. Коэн произнес два слова: «Доктор Сунь Ят-сен». В глазах генерала появились и исчезли золотистые искорки.

— Дер нейм из Мойше? — остро спросил он на идише. От неожиданности Коэн чуть не упал со стула. Оказалось, что генерал долгие годы учился в Берлине, где жил в еврейской семье и приобрел весьма солидные познания в еврейском языке.

Всю ночь они беседовали на идише, степенно, как два бруклинских еврея. Выяснилось, что генерал хочет перейти к Сунь Ят-сену, но не может увлечь за собой войска.

— Тогда командуйте ими еще полгода, — попросил Коэн, — и за это время под любым предлогом не начинайте наступления против нас. Через полгода нам это будет уже неважно.

— Гут, — ответил генерал и вдруг засмеялся.

Когда Коэн доложил Сунь Ят-сену о выполненной миссии, китайский вождь молча достал из ящика письменного стола какую-то бумагу и протянул ему. Коэн прочел и побледнел. Это был приказ о присвоении Моше-Аврааму Коэну звания генерала Китайской республиканской армии.