Джалол Икрами - Дочь огня

Салима расплакалась, дала слово спокойно сидеть, учить уроки и не трогать Фирузу.

Шамсия понизила голос: — Не дай бог никому из вас такую участь, как у этой бедной девочки. Ни отца, ни матери у нее нет, ни одного родственника на всем свете. Была одна старушка бабушка, и той не стало. Наша добрая госпожа Танбур приютила Фирузу, хочет воспитать, обучить. Так не грех ли завидовать девочке?

Салима, с покаянным видом опустив голову, села на свое место. Но и душе она затаила злобу и на Фирузу и на Шамсию.

Шамсия обычно не ходила домой обедать, оставалась в школе вместе с Оймулло и наслаждалась беседой с ней. Эти беседы, нередко сопровождавшиеся чтением стихов, игрой на танбуре и пением, воспитали в ней к музыке и поэзии. Она так увлекалась чтением, что могла часами просиживать над книгой. Сегодня, отпустив девочек домой обедать, Шамсии мелела Фирузе поставить самовар, вытащила принесенные из дома глипте пирожки, какую-то снедь и пригласила ее.

— Ты не огорчайся из-за этих глупых девчонок, — сказала она.

Вот начнешь читать хорошие стихи. Ты прочтешь книгу Саади Гулистан, прекрасную, как цветник. Шейх Саади говорит: если человек мудрый, ученый (вот как ты) будет обижен невеждой (как, например. Салима), то от него ничего не убудет, а тому ничего не прибавится. Ведь если простой камень разобьет золотую чашу, то камень не станет от этого ценнее, а золота не станет меньше… Поняла? Эти гадкие девчонки могут сколько угодно чесать свои злые язычки, ты все равно лучше их во сто раз. Не печалься, не волнуйся. Поскорее научись читать стихи. Книги — лучшие наставники и советчики. Хочешь, я прочту тебе мою любимую газель Хафиза? Когда мне грустно, я всегда читаю эти стихи, и на душе так легко становится…

Шамсия раскрыла книгу Хафиза. Видно было, что ей самой хочется ее перечитать, да еще перед такой внимательной слушательницей, как Фи-руза. По нескольку раз она прочитывала каждое двустишие, объясняла Фирузе его смысл, и постепенно отступала горечь обид, жизнь наполнялась интересом, сердце — любовью.

— Несдобровать творящему добро, — прочитала Шамсия следующую строчку.

— Такому, как вы, — воскликнула Фируза.

— О, что я такое сделала, чтобы так говорить обо мне, — возразила Шамсия. — Вот наша учительница — другое дело. Она действительно тебе как ласковая мать. В этом ты счастливее меня.

— Что вы говорите, дорогая моя наставница! Кто вы и кто я? Мне бы хоть пылинку от вашего счастья!

— Нет, ты не знаешь, я не так уж счастлива, как кажется. С виду все хорошо: мой отец известный человек, миршаб Абдурахман-бек, я самая младшая в семье, отец и мать балуют, я ни в чем не терплю недостатка. Но если заглянуть поглубже, я пленница, я игрушка в их руках. Мне позволяют ходить только в школу, в остальное время — сиди дома. Мне не с кем даже поговорить… А главное, не знаю, за кого меня выдадут замуж, помолвят с сынком какого-нибудь крупного чиновника, и я перейду в их дом. А какая это семья, что за человек мой будущий муж, грамотен ли он? Может оказаться невеждой, пьяницей, безнравственным! И такому надо будет подчиняться, исполнять все его желания и приказы…

В этом ли счастье!.. В этом ли…

Шамсия замолчала, не в силах продолжать, к горлу подступил комок слез. Фируза сидела потрясенная. Ее не столько удивили горести Шамсии и даже не то, что эта счастливая на вид девушка так жалобно плачет. Нет, ее поразило неожиданное открытие: оказывается, эта милая, красивая, сердечная девушка, любительница стихов и всего прекрасного — дочь безжалостного, жестокого миршаба Абдурахман-бека! Это у него в тюрьме томится ни в чем не повинный дядюшка Ахмед-джан! Это он арестовал честного юношу Асо! Что за странное противоречие: подлый, низкий отец и благородная, справедливая дочь! Недаром говорится, что из шипа вырастает роза, а от пчелы исходит мед.

Ну хорошо, но сейчас не в этом дело, главное, чтобы подлый миршаб не узнал от дочери, где находится она, Фируза! Как же так получилось, почему Оймулло не предупредила ее?

Наплакавшись вволю, Шамсия вытерла мокрое от слез лицо и снова заговорила, но Фируза уже не вникала в смысл ее слов, она думала о своем. А что, думала она, если раскрыть Шамсии правду, пожаловаться на ее отца? Ой, страшно, еще натворишь беду — не обрадуешься… Шамсия, может, и проявит на словах участие, а потом пойдет и все расскажет отцу. Сказать? Не сказать? Нет, сначала нужно посоветоваться. Оймулло мудрая женщина, она, наверное, худого не посоветует.

При этой мысли Фируза повеселела и живо произнесла:

— Не падай духом, не печалься, если ты не камень. Иди смелее, если не хромой!

— Что, что ты говоришь? — воскликнула изумленная Шамсия. — Ты что, поэтесса? Откуда ты взяла эти стихи?

Фируза, улыбаясь, сказала, что слышала их от бабушки.

— Не надо печалиться, — утешала она Шамсию. — Отец ведь любит вас… А я… не знала, что вы дочь такого важного человека. Я была недостаточно почтительна с вами…

— Брось говорить так, милая Фируза. Быть миршабом и дочерью миршаба не столь уж почетно. Меня это только тяготит. Но смотри, не меняй из-за этого своего отношения ко мне. Считай меня по-прежнему своим другом и сестрой.

— Спасибо, дай вам бог здоровья! — горячо воскликнула Фируза и тут же умолкла.

Шамсия взяла книгу и погрузилась в чтение. Читая про Лейли и Меджнуна, она забывала обо всем на свете.

Фируза тихонько встала, свернула скатерть, па которой они обедали, и села за уроки.

Когда занятия окончились и девочки разошлись по домам, Фируза, оставшись вдвоем с Танбур, рассказала ей, что произошло.

— Не волнуйся, — успокаивала ее та. — Шамсия очень хорошая девушка, она тебя любит и никогда не расскажет о тебе отцу.

— А вдруг случайно проговорится?

— Я ее предупредила, будь спокойна!

Госпожа Танбур старалась говорить весело, но на душе у нее, как говорится, кошки скребли: а вдруг правда миршаб или бай узнают о Фирузе? Тогда добра не жди.

У Фирузы отлегло от сердца, она улыбнулась.

— Ну вот, — сказала Оймулло, — так-то лучше. Когда ты улыбаешься, доченька, и мое сердце радуется, все кругом кажется светлее. Дай тебе бог всегда улыбаться, не знать ни печали, ни горя.

В ту пору всеми делами Бухары ведал кушбеги Остонакул, эмир Абдулахад пребывал главным образом в своей резиденции в Кермине, предаваясь развлечениям, и совсем не интересовался происходящим в его стране и за ее пределами. Он целиком положился на кушбеги, человека умного, рассудительного, большого дипломата. Остонакул-бек по возможности ограждал эмира от всяких волнений, но самому ему приходилось вести сложную и нелегкую борьбу. У него было много недругов, строивших козни, противодействовавших всем его начинаниям. Его не любили за то, что он был шиитом-иранцем, а ему надоели изуверские выходки фанатиков — мулл Бухары.