Джалол Икрами - Дочь огня

Уже почти год, как Хайдаркул перешел в русское подданство, получил русский паспорт и работал в депо Правда, с бородой и длинными усами он все еще не мог расстаться, но они были всегда аккуратно расчесаны.

Пока не отомщу проклятому баю, не сниму ни бороды, ни усов! — творил он.

Работу свою он полюбил. Хайдаркул сбрасывал мешавший ему халат и так увлекался, что, несмотря на мороз, в одной карбасовой рубашке не чувствовал холода.

Узнав о том, что Фируза ранена и лежит больная, Хайдаркул не находил себе места. Особенно насторожил его слух о том, что бай дал согласие поженить наконец Фирузу и Асо, устроить той. Он понимал, что бай это делает неспроста. Он поведал о своих опасениях Николаю и Умар-джану и попросил отпустить его на несколько дней в Бухару.

Проникшись его беспокойством, друзья согласились. Пусть идет, они сами выполнят его работу, а начальнику депо скажут, что он заболел.

Хайдаркул ушел. Он отсутствовал несколько дней, а сейчас, возбужденный, веселый, переступил порог своего дома.

— Ну, братец, — воскликнул он, — поторопись, вода, наверное, уже горячая, сбрей-ка мне бороду и усы!.. Хочу снова стать молодым!

Амон смотрел на него как громом пораженный.

— Что ты стоишь словно вкопанный? Я не шучу. Веселое настроение Хайдаркула передалось Амону.

— Значит… — воскликнул он радостно, — враг…

— Его больше нет! — торжественно сказал Хайдаркул.

— Как хорошо! Поздравляю!

— Он в земле!

Произнеся эти слова с победным видом, Хайдаркул придвинул табурет поближе к окну, к свету, чтобы Амону было удобнее брить его.

Тут пришли Николай и Умар-джан. Увидев радостные, возбужденные лица, они забросали Хайдаркула вопросами:

— Что тут произошло? Когда вы вернулись? У вас какая-то радость?

— Я слыхал ваши слова: враг в земле. Правда? Когда это случилось?

— Два дня назад. Уже два дня, как нет этого изверга. Больше мне не о чем беспокоиться. Души моих дорогих покойниц на том свете радуются. Брей меня, Амон! Долой и усы и бороду! Верни мне мою молодость!

Вскоре все четверо сидели за столом и завтракали. Хайдаркула и впрямь нельзя было узнать, так он помолодел без бороды и усов. Ладно сидела на нем гимнастерка, суконные брюки. Из прежней одежды осталась только бухарская шапка.

— Пора вам уже фуражку надеть! — сказал Амон, оглядывая его.

— А что ты думаешь, и надену! Ведь говорится, идешь в страну одноглазых, сам одноглазым стань!

— Верно, верно, — подхватил Смирнов и тут же задумался. — А смерть бая не вызвала волнений? — заговорил он снова. — Бухарские власти не начали хватать людей, разыскивая виновника?

— Конечно, они подняли шум. Да только как им узнать, чьих рук это дело? Все сбиты с толку, следы запутаны, они совсем голову потеряли…

Смирнов продолжал задумчиво:

— Боюсь, что гибель одного скорпиона растревожила целый клубок змей… Они засуетятся, зашипят…

— А пусть их! — спокойно сказал Хайдаркул. — Нам-то с вами что за беда? Я теперь подданный белого царя, работаю в русском депо…

Смирнов усмехнулся:

— Э, никакой разницы — что белый царь, что черный царь!.. Вор вора узнает в темноте. А сейчас русский царь напуган, вот он и поддерживает вашего эмира, чтобы все власти были сплочены против народа. Ведь во всех городах рабочие зашевелились, и в Петербурге, и в Москве, и в Баку… Даже в Ташкенте и Самарканде выступают против хозяев… Вот смотри, что пишут в Самарканде…

Смирнов вытащил газету «Самарканд», полученную накануне, и прочел вслух заметку о том, что рабочие самаркандского депо отслужили панихиду в церкви при станции железной дороги по рабочим, павшим месяц тому назад, 9 января в Петербурге.

— Рабочие нашего депо тоже хотят откликнуться, собрать деньги для семей погибших, — закончил Смирнов.

Хайдаркул ничего не понял из этого разговора.

— Каких погибших? Отчего они погибли? — недоуменно спросил он.

— А, он ведь не был на нашем митинге! — воскликнул Амон. Умар-джан коротко рассказал Хайдаркулу о том, что произошло в Петербурге в воскресенье 9 января, в воскресенье, с которым отныне было неразрывно связано грозное слово — «кровавое».

К концу своего рассказа Умар-джан разгорячился и закончил:

— Теперь ты понимаешь, почему мы должны собрать деньги?

— Конечно, — подхватил Амон, — мы дадим! Ведь рабочие в Петербурге не только для себя требовали, а для всех нас, рабочих людей…

Смирнов, видя, с каким интересом слушает Хайдаркул, стал рассказывать о революционных волнениях в России, как вдруг раздался громкий стук в дверь и чей-то грубый окрик:

— Эй, сарт, открой!

Амон побледнел. Хайдаркул ринулся к окну, но Смирнов его задержал.

— Бесполезно, всюду люди, облава! — сказал он спокойно. — Подождем, узнаем.

— Без паники, товарищи! — сказал Умар-джан. — Амон, открой-ка дверь!

В комнату шумно вошли три жандарма.

— Ого! — воскликнул один из них, видимо начальник. — Да здесь настоящий митинг! А ты, негодяй, что здесь делаешь? Проповедуешь сартам, мутишь!.. Погоди, погоди, и до тебя дойдет очередь!

— Прошу не грубить! Моя фамилия Смирнов, я мастер депо, а это мои рабочие.

— Знаем, знаем, какие тут рабочие… Кто из эгих сартов Хайдаркул? Мгновение все молчали. Амон хотел уже сказать: «Это я», как вышел вперед Хайдаркул:

— Я!

— Давай документ!

Хайдаркул протянул паспорт.

— Так! Правильно. Ну, шагай!

— Куда? За что?

— В полицию! Ты арестован! — сказал начальник и жестом дал понять, чтобы Хайдаркула вывели. Жандармы схватили его за руки, толкнули и повели.

Умар-джан загородил дорогу начальнику.

— За что? — спросил он. — В чем провинился?

— Там разберут!

— Какое право имеете вы нарушать законы? — сказал Смирнов, выйдя на улицу вслед за жандармами. — Почему подвергаете аресту ни в чем не повинного русского подданного?

— Ну, виновен он или нет, там разберутся, — ответил начальник. Жандармы вели Хаидаркула с шашками наголо, но он улыбался и, оглянувшись на товарищей, весело сказал:

— Не волнуйтесь! Расспросят, выяснят и освободят. Есть ведь закон!

— Все рабочие депо за вас горой встанут, Хайдаркул, — крикнул Смирнов. — Вас освободят!

— Не успокоимся, пока не освободим, — подхватил Умар-джан. Хайдаркул шагал смело, уверенно, с гордо поднятой головой.

Прошло десять лет… Много воды утекло за эти годы в Зеравшане, много важных событий произошло. Каждый день приносил что-нибудь новое.

Встряхнулась и пришла в движение великая Российская империя. Люди, словно они вдруг заново родились, другими глазами увидели свою жизнь. Они боролись, одерживали победы, терпели поражения — прежнего спокойствия уже не было.

А в Бухаре, еще тысячу лет назад воспетой в поэмах и сказаниях, продолжали оставаться древние, как сама земля, законы и обычаи; за высокими крепостными стенами сонно текла жизнь под «благодатной» сенью его высочества эмира.