Валентин Пикуль - Пером и шпагой. Битва железных канцлеров

– Велено нам Берлин идти брать! – сказал Фермор. – И то исполнят пусть корпусами своими Чернышев с Тотлебеном…

Из песни слова не выкинешь, как не выкинуть и Тотлебена из русской истории. Мы опять сталкиваемся с парадоксом: доверенное лицо Фридриха, его же платный шпион, должен силой брать у короля его столицу. Но говорить о Тотлебене нельзя без того, чтобы сначала не пропеть возвышенного гимна сундукам. Боюсь, у меня не хватит умения сложить торжественную сагу в честь вещевой тары…

Тотлебен провел жизнь, сгорая на высоком костре страсти к различным сундукам. Страсть эта была почти чувственная (тару он обожал, как любовниц). Просматривая документы о нем, я все время встречал описание сундуков. Сундуки, сундуки, сундуки… Просто жил в сундуке! Разные были сундуки: начиная с громадных, обитых железом, с потайными замками и кончая элегантными шкатулками. Узнав о походе на Берлин, граф Готлоб Курт Генрих фон Тотлебен загодя стал запасаться порожней тарой…

Осень в этом году была ранняя. Потекли дожди, развезло дороги. Копыта конницы оставляли в грязи глубокие лунки, солдаты с трудом выдирали ноги из слякоти. Русские теперь никуда не уклонялись – они шли прямо на Берлин.

Берлин! На славянской реке Шпрее с ее серебристыми в древности водами была деревенька по названию Берлин; в ней жили славяне; они ловили рыбу, охотились в дремучих лесах, жгли языческие костры, а вокруг – тишь, жуть, тьма, вой… Потом из деревни вырос городишко. Славянский город Берлин!

Но вот явился бранденбургский маркграф Фридрих Железные Зубы, выстроил здесь замок, который и стал оплотом всего могущества Бранденбурга. За массивами камней, в окружении решеток, ютились члены гогенцоллернского дома. Славяне заложили начало Берлина, славяне же и отстроили Берлин… Пройдет время, и Берлин станет столицей всей Германии! И никто уже не помнит тех первых пахарей и скотоводов, на костях которых покоится величие этого мрачного города.

22 сентября 1760 года в замке Шарлоттенбурга сидели два генерала, уже побитых: Ганс фон Левальд и Зейдлиц. Берлин засыпал, в окнах гасли огни. Беседу Левальда и Зейдлица прервал топот кованых ботфортов – к ним явился растерянный берлинский комендант фон Рохов:

– Вы так мирно сидите тут, а Тотлебен уже возле городских ворот. С ним пришел авангард, за ним движется конница Чернышева. Сопротивление Берлина считаю губительным для столицы, и… я сдам его!

– Не дури, – ответил Зейдлиц. – Армия принца Вюртембергского неподалеку, и она сумеет постоять за столицу.

– Наконец, – добавил Левальд, – это же… Тотлебен! Немало он прожил вместе с нами в Берлине. И сын служит в наших войсках. Славный мальчик, весь в папашу! И король подарил Тотлебену поместье… Фон Рохов, идите к дьяволу со своими страхами!

Берлин тогда был тыловым госпиталем для офицеров Фридриха; здесь же – в столице – содержали знатных военнопленных и многих русских. Хотя Берлин и называли «Афинами на Шпрее», но это была, скорее, обширная, несуразная деревня с населением в 120 тысяч жителей. И вот эта «деревня» проснулась, разбуженная канонадой. Русский авангард, стоя под стенами, выстреливал ядра и бомбы. Богатые берлинцы быстро вязали тюки и удирали прочь. Остальные решили победить казаков водкой . Кто-то из берлинцев (видать, самый опытный) провозгласил:

– Как можно больше водки! Я знаю русских: они напьются, станут лупить друг друга, а нас уже не тронут.

Водку берлинцы покупали на деньги, собранные в складчину. Но всю водку выдули войска принца Вюртембергского, которые неожиданно вступили в Берлин, опередив Тотлебена. Тотлебен понял, что его надежды захватить Берлин врасплох потерпели крах. Он расстрелял все снаряды, у него остались лишь две пушки, есть было нечего, лошади и люди изнурены до предела, и он – отошел.

Мы приближаемся к самому интересному моменту русской истории. Чтобы понять все дальнейшее, нам необходимо знать, чего добивался Тотлебен под Берлином. Этот мерзавец желал не только обогащения – нет, в душе Тотлебена была взлелеяна мысль: обязательно вступить в Берлин одному, чтобы ни с кем не делить славы!

Сейчас он сунулся в ворота наугад, не дождавшись подхода корпуса Чернышева, рассчитывая, что в панике жителей удобнее прорваться в город. Но во главе гарнизона стали опытные вояки – Зейдлиц с фон Левальдом, они дали Тотлебену тумака, и он отлетел от ворот. Однако Тотлебен был честолюбец упрямый: теперь он обдумывал, как ему поступить, когда войска Чернышева придут.

Далее поведение Тотлебена будет складываться из коварства, двурушничества и удивительной бессовестной лжи! Эта ложь начиналась с того, что Тотлебен в своей первой неудаче приступа к Берлину обвинил Захара Чернышева… Он обвинил Чернышева, который еще не успел доскакать до Берлина!

Чернышев шел к Берлину вслепую, ибо Тотлебен сознательно лишал его донесений и сводок. Старше Тотлебена по чину, Чернышев и должен был возглавить экспедицию на Берлин, хотя было ясно: Тотлебен зубами станет держаться за свою самостоятельность. Двигая колонну от Фюрстенвальде, Чернышев на ходу разработал план боя, чтобы разбить войска принца Вюртембергского и сразу ворваться в столицу. На помощь к нему пришла на рысях дивизия Петра Ивановича Панина.

Тотлебен же, по прибытии Чернышева и Панина, сделал вид, будто и знать их не знает. Он продолжал действовать в одиночку, но сумел выклянчить у Чернышева девять тысяч человек. Себя усилил, а соперника ослабил! Затем Тотлебен стал выискивать в обстановке момент, а в Берлине – лазейку. Честного боя с открытым забралом он не признавал.

Чернышев же верхом вымахал под самые стены Берлина:

– Эй, немцы! По чести говорю вам: открывай ворота!

На что ему ответили с пушечных верков:

– Мы откроем Берлин, только увидев своего короля.

– Взгляните на мою кобылу, – хохотал Чернышев. – Разве не узнаете кобылы своего короля?

Лошадь под генералом была действительно из королевских конюшен Фридриха. Где он достал ее – об этом Чернышев болтать не любил. Вызывающее поведение его озлобило немцев, и пушечное ядро, дымно воняя, рухнуло неподалеку. Острой щебенкой и песком сыпануло в лицо… Он отъехал к лагерю – это была его рекогносцировка, – Чернышев как следует рассмотрел ворота.

Берлин, главная кузница всей боевой мощи Фридриха, лежал перед русскими весь в зелени садов, розовея по утрам черепицей и дымя трубами арсеналов, литейных цехов и сукновален. В очень узком кругу друзей, с Петром Паниным во главе, Захар Григорьевич Чернышев решил:

– Завтра в семь, едва рассветет, быть штурму Берлина! Сигнал для армии – три выстрела горящими брандскугелями…