Ион Деген - Рассказы и стихи [публикации 2013 – 2017 годов]

Верка, ты определённо очумела. Ведь никогда ничего подобного не бывало. Мужчина. Пациент он, пациент, а не мужчина! Ты бы ещё Алёшку вспомнила. Мужчину. Единственного в твоей жизни мужчину. Внук бабушки, у которой снимала койку. На два года старше меня. Оказались в одной группе. Все шесть лет, до самых государственных экзаменов пришлось тянуть его, лентяя. Приставал ко мне. Женихался. Но не на ту напал. Я умела постоять за себя. А вот девчонки в нашей студенческой группе, захлёбываясь от восторга, болтали о несказанном удовольствии, о таком, что, ну просто ничего подобного не бывает. Ну, ничего даже самого лучшего.

Мне было не до удовольствий. На втором курсе начала подрабатывать массажем в реабилитации инвалидов Отечественной войны. Жалко было их. Очень образно и точно написал об этих инвалидах мой любимый поэт Борис Слуцкий: «Про кислый дух бракованного теста, из коего повылепили нас». Действительно, бракованное тесто… Порой, массируя несчастного ампутанта, представляла себе, что это мой дедушка, гвардии майор. Что не погиб он, а всего лишь остался без ног. С какой любовью массировала тогда этого несчастного инвалида. Как сейчас.

Возможно, восторженные рассказы девчонок всё же в какой-то мере способствовали тому, что на третьем курсе вышла замуж за Алексея. И любопытство моё неудержимое сказалось. И неуютность оставаться какой-то, отличающейся от других. И без этого неуютность всё время ощущалась. А тут ещё единственная в группе девственница в двадцать лет. Не знать, что оно такое, то самое, что даже во время обычной болтовни доводило девчонок чёрт знает до какого экстаза. Замужество почему-то не объяснило мне этого. Вполне можно было прожить и не познав такого удовольствия. Но ведь жена, хоть Алексей всего лишь посредственный студент и совсем не тот человек, который может стать похожим на дедушку. И вообще трудно было понять, что приводило девчонок в такой восторг. Единственной пользой замужества оказалось только рождение Нины на четвёртом курсе.

Ох, и трудно пришлось бы в течение тех двух с половиной лет, если бы не бабка Алексея. Чудесная старушка!

Нинка, институт, работа массажисткой, да и бабке помочь по дому надо, а институт окончила с отличием. Можно ли иначе? Начала работать участковым врачом, отказавшись от отпуска. А толку? 1996 год. Нет уже Советского Союза. И зарплаты два месяца нет. Спасибо пациентам, подкармливали. Лёшка, не очень напрягаясь, перебивался подсобными работами. Что делать?

Родители и старшая сестра с семьёй из Бендер уехали в Германию. Звали с собой. Понять нельзя, как папа мог поехать в страну, где убили его отца. Как можно жить на содержании потомков убийц отца? Немыслимо.

Сотрудник Сохнута не советовал, а настойчиво уговаривал совершить алию, репатриироваться в Израиль. Я сопротивлялась, объясняла, что Алексей русский, что есть ещё русская бабушка. Но представитель Сохнута убеждал, что всё это не препятствия. Вот так, правда, без бабки в 1997 году прилетели в Израиль. Бабка и сама не хотела ехать. А тут ещё Лёшка не переставал настаивать, что неизвестно, как там всё образуется, а здесь уже как-то крутишься, и домик сохранить следует.

Израиль поразил меня. После горьковского голода и нищеты безграничное изобилие, описать которое способен только Рабле с Золя в тандеме. Предстояли экзамены, чтобы подтвердить диплом и получить разрешение на работу врачом. Алексей сходу отказался от этого. Это тебе не Горьковский медицинский институт. На арапа экзамены не сдашь. Я усиленно учила иврит, готовясь к экзаменам. Все нравилось мне. Но изобилие было не бесплатным. Вот Нина захотела мороженое. Ну, как откажешь ребёнку? Я занималась и стала убирать подъезды, мыла лестницы. А Лёшка целыми днями валялся на диване. За исключением времени, которое стал проводить с этой, как называли деваху, нелегалкой.

Я увидела ёё, толкающую коляску со стариком-инвалидом. Рассказывали, что он чудом выжил в Берген Бельзене. Вот эта девка и приставлена к нему, пусть и нелегалка. Грудастая, с задом, как корма танковоза. Не чета мне, всё ещё такой, словно только что окончила школу, словно и не рожала. Так и отбыл мой законный муж в Россию ровно через год после прилёта в Израиль. С этой с телесами, вынужденной покинуть Израиль.

Воспоминание о Лёшке сейчас вообще не пробуждают никаких эмоций, словно и не было его. Мне и тогда было только обидно, потому что отец вот так бросил четырёхлетнюю дочь. А несколько лет спустя получила письмо с просьбой прислать документ о разводе. Повозилась. Сделала. Послала. Куда денешься? Может грудастая больше подошла ему своей массой. А может быть, ещё восторгами, о которых рассказывали девчонки в их группе. У меня-то ведь не было этих восторгов.

А вот с экзаменом не получилось. Детский садик работал до трёх часов. После этого Нину не на кого было оставить. Денег, заработанных мытьём лестниц, на дополнительный уход за ребёнком не хватало. Тут как раз на Мёртвом море закончили строительство гостиницы. Стали набирать массажистов. От дома около тридцати километров. Условия – лучше не придумаешь. Решила, что для сдачи экзаменов ещё найдётся время. И вот уже четырнадцать лет в этой гостинице. И уже об экзамене думать забыла. Зачем? От добра добра не ищут. И уж, если с детства мечтая стать врачом, об экзаменах думать забыла, то о мужчинах – подавно. Зачем они мне? Правда, отбиваться от них, от кобелей этих, приходится на каждом шагу. Ни один из них, обхаживавших, ни разу не будил во мне каких-либо чувств. А тут – надо же!

Пошла пятнадцатая минута массажа. Осталось только поглаживание спины и задней поверхности ног. И все воспоминания и нормальные мысли, как в блендере перемешиваются. И не помогают отвлечься. Мужчина! А ведь я по существу и лица его ещё не видела.

- Повернись на спину.

Культя. Казалось бы, на этой ноге должна наступить атрофия, а мощные красивые бёдра одинакового диаметра. Удивительно! А прямые мышцы живота! А большие грудные мышцы! Да-а!

Приступила к массажу ног. Бережно. Каждую мышцу в отдельности. Правой рукой у самого колена захватила портняжную мышцу и, медленно выжимая, стала продвигаться вверх. И вдруг он вздрогнул, как вздрагивают от щекотки, и так же вдруг вздыбились его плавки. Массировавшая рука смущённо застыла сантиметрах в двадцати от паха.

- Прости меня. Понимаешь, не знаю, как это случилось. Понимаешь, ведь это не автобус. Чёрт его знает, где они эти педали тормозов, на которые надо нажать в таком случае. Понимаешь, так давно у меня не было женщины. А тут ты. Не просто красивая и стройная, а такая… ну, понимаешь?

- У тебя что, нет жены?

- Нет. Вот уже скоро двадцать лет. А какая была жена! Какая была Зива! Погибла в Тель-Авиве в автобусе, который взорвала эта мерзкая подлая нелюдь. Остался я тогда с двумя малышами, погодками и просто с отчаянием остался. Спасибо, мои старики воспитали своих внуков. Изумительные парни. Оба сейчас в армии сверхсрочники. Делают военную карьеру. Понимаешь, бывали у меня женщины. Но вообще я не блядун. Я не могу просто так, как кобель на сучку. Понимаешь, мне надо, чтобы у женщины, кроме тела, была душа. Мне такая, как ты, нужна. А где таких взять? Ты ведь, конечно, замужем?