Дэн Шерман - Любивший Мату Хари

Около семи они наконец разошлись. Сумерки были прекрасны, как и в любое время года. Бульвар пересекали длинные тени, река приобрела лососиный оттенок. Небо тоже было чуть розовым на фоне белых распушённых облаков. Хотя, казалось, официального соглашения не существовало, выглядело всё так, будто Саузерленда назначили завершить с ним этот день. Сначала он сопровождал Данбара во двор, затем прошёлся с ним под руку через Сент-Джеймс, где покорные толпы ожидали трамваев.

— Осмелюсь заметить, вы произвели неплохое впечатление, — сказал ему Саузерленд. — Прямо скажем, неплохое впечатление.

Данбар отвёл взгляд, как будто мало удивлённый или слабо заинтересованный.

— Я только надеюсь, что был хоть немного полезен.

— О, определённо. Ведь когда речь идёт о чём-то большом, целом, всегда необходимы частички и кусочки, составляющие его.

— И когда оно будет полным?

Саузерленд пожал плечами:

— Это же игра, не так ли? Разведка.

Они прошли мимо бечевника [28] Бечевник — береговая полоса вдоль рек, озёр, которая используется для сплава. , и перед их глазами промелькнули плавающие в воде обломки деревьев и сигаретные окурки.

— Не знаю, могу ли я спросить, как долго вы занимаетесь этим? — спросил Данбар.

— Четыре года.

— А что именно вы...

— Координирую.

За мостом находились ряды магазинов, и Саузерленд на мгновение остановился, глядя на сваленный в витринах хлам.

— Ваш отец был военным. Не так ли?

— Дедушка.

— Это то же самое.

— Простите?

— Призвание. Необходимость служить. — Он отвернулся от витрины и положил руку на плечо Данбару: — Смотрите, Чарльз, я ничего особенного не предлагаю, но эти люди и вправду плоховато платят, чтобы обеспечить вам достойное существование.

Не было какого-то определённого пути, по которому молодые люди попадали в Британскую секретную службу. Обычно те, кто обладал активностью и восприимчивостью, вербовались случайно, учителями или преподавателями в Оксфорде или Кембридже. Путь Данбара был, пожалуй, более прямым, но и его вербовка происходила вполне непринуждённо, с праздными беседами в Найтсбридже. И когда она свершилась, Данбар скажет, что не столько был принят на службу, сколько поглощён ею.

Сначала его обязанности были ограниченными и скучными. Он много читал: подобранные статьи из германской прессы, дипломатические послания из Вены и Берлина. Он помогал в скучной, утомительной работе. Сидел у телефона. Всё же, несмотря на скуку, это были хорошие дни. К открытому следственному отделу прикомандировали ещё шестерых молодых мужчин, двое из них были ему смутно знакомы по Оксфорду. Их кабинеты находились на втором этаже тесного, покрытого копотью флигеля. Грубая мебель и промозглый холод, от которого невозможно укрыться. Тем не менее Данбар полюбил эти комнаты. Он полюбил запах сырой бумаги и штукатурки. Полюбил звуки шагов по плохо убранным коридорам, таинственное ощущение секретности и скрытности. Он полюбил Мартина Саузерленда и для разнообразия полюбил самого себя.

Недалеко от ричмондского флигеля находился ресторан, где подавали бифштексы. В этой пещере из красного кирпича Саузерленд с Данбаром встречались за обедом. В конце концов Данбар станет вспоминать эти вечера как поучительные — его первое введение в технику работы со шпионами.

Саузерленд имел склонность теоретизировать. Страх, говаривал он, превращает мужчин в детей, и в этом отношении агент — ребёнок: верная любовь и внезапная ненависть, безрассудное желание и простая жадность. Агенты обычно бывают импульсивными, сказал он, но, как правило, реагируют на твёрдую руку.

Только однажды промелькнули в разговоре упоминания о реальных людях и реальных ситуациях. Это происходило в обычный вторник накануне Второй Балканской войны [29] ...Второй Балканской войны. — Имеется в виду война 26 июня—10 августа 1913 г. Болгарии против Греции, Сербии и Черногории, к которой присоединились Румыния и Турция. Завершилась поражением Болгарии. Балканская война привела к обострению международных противоречий, ускорив начало Первой мировой войны. . Стоял жёлтый туман, и не было спасения от сырости.

Сначала Саузерленд говорил о немцах, а именно о Вальтере Николаи и его грозном Третьем отделении. Он назвал их трудягами, педантичными трудягами с шикарным бюджетом, рассчитанным почти на семь тысяч иностранных агентов. «Они ещё и убийцы, — добавил он. — Даже на нейтральной территории они убийцы».

От общего обзора он перешёл к более детальному повествованию о секретных приёмах ведения войны и описал тонкую теневую игру ложных выпадов и контрвыпадов. Он сказал, что между Шотландией и Корнуэллом существует по меньшей мере две сотни германских шпионов, контролирующих всё от передвижения войск до цен на говядину. Несомненно, даже в Уайтхолле есть один или два... хотя нельзя надеяться поднять их со дна, пользуясь доступными средствами. Поэтому необходимо сосредоточиться на хозяевах, на тех, кто вербует и обслуживает сеть. На таких, как Рудольф Шпанглер.

Прошло, вероятно, часа три между первым стаканом шерри и этим упоминанием о Шпанглере. Оставалась только горстка посетителей, и официанты выказывали всё большее нетерпение.

— Вообще-то я не совсем уверен, — сказал Саузерленд, — что кто-нибудь когда-либо сможет прийти к соглашению с человеком, подобным Рудольфу Шпанглеру, — это трудно и психологически и, возможно, интеллектуально. Я не упоминал о том, что он застрелил в прошлом году поляка? Хладнокровно. Выстрелил бедняге сзади в шею.

Данбар кивнул:

— Да, я слышал что-то в этом роде.

— Правда, мы не уверены, что это был именно Шпанглер, в этом тоже часть проблемы. Никто, кажется, ничего не знает об этом человеке... кроме одного — он любит Женеву.

Данбар налил ещё один стакан бренди:

— Женеву?

— Тот эпизод с вашей танцовщицей.

— О!

Затем Саузерленд спросил, читал ли Данбар последнее досье на Шпанглера: восьмидесятивосьмистраничное чудовище с дополнительным указателем.

— Что я мог бы добавить ещё. Мы изучаем человека. Мы пишем о нём. Мы каталогизируем и раскладываем его по ящичкам, пока в них не умещается вся его жизнь. Естественно, никому не хочется недооценивать врага, но это нелепо.

— Всё же он, кажется, действительно имеет подход к людям, — вздохнул Данбар. — То есть он, кажется, обладает даром внушения.

— Кровь и деньги. И ещё, может быть, чрезмерное уважение в исследовательских кругах. Кстати, ваш приятель Алленби отчасти в ответе за те восемьдесят восемь страниц.

— Я это слышал, — улыбнулся Данбар.

— А он не глуп, учтите.

— Конечно нет.

— Но где же конец? То бишь что есть конечный результат? Куда все эти бумаги, посвящённые старине Руди, заведут нас... кроме возвращения к самому вопросу?