Эдуард Володарский - Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

– Да, я холостой.

– Это плохо. В филармонии много девушек, так сказать, незамужних… молодых, красивых… Так что моральный облик придется блюсти в чистоте. У нас тут с этим строго.

– С чем строго? – искренне не понял Мессинг.

– Ну вот, мы еще и дурачиться будем, товарищ Мессинг. С моральным разложением строго! Советский человек с этим делом – ни-ни! После загса пожалуйста, хоть… ну да чего это я? В общем, я понятно сказал… учитывая, что вы еще к тому же и беспартийный…

Вновь, как и все предыдущие годы, жилищем Мессинга стал гостиничный номер.

Небольшая, метров пятнадцать, комната вмещала платяной шкаф, маленькую горку для посуды, стол, кровать с никелированными спинками и полку с книгами. В углу примостился маленький столик с керосинкой. На керосинке в чугунной сковороде жарилась яичница с мелко нарезанной колбасой. На столе, в ожидании ужина – чистая тарелка, нож и вилка, стакан и бутылка минеральной воды. Мессинг стоял у керосинки, наблюдая, как жарится яичница.

В дверь постучали, и не успел Мессинг что-либо ответить, как она открылась и вошел невысокий толстый человек в шлепанцах, темных шароварах и вязаной кофте поверх рубашки. Волосы его были всклокочены, на мясистом носу угнездились очки в роговой оправе. В руке мужчина сжимал бутылку.

– Добрый вечер, Вольф Григорьевич… ах, как вкусно пахнет! Такая закуска пропадать не должна, потому я и явился к вам с главным продуктом, без которого такую замечательную закуску есть нельзя. – Мужчина поставил на стол бутылку водки.

– Я ведь уже говорил вам, Илья Петрович, что не пью.

Но я-то потребляю… но в одиночестве не идет, подлая! А все наши коллеги, сами знаете, сейчас на концерте – мы с вами на всю общагу одни кукуем, – возразил Илья Петрович.

Мессинг, не отвечая, достал из горки еще одну тарелку, нож с вилкой, рюмку и еще один стакан. Илья Петрович, потирая руки, тут же уселся за стол.

Мессинг, разрезав яичницу пополам, поднес сковородку к столу, половину яичницы положил Илье Петровичу, половину – себе. Илья Петрович налил в рюмку водки, улыбнулся:

– Ваше здоровье, голубчик! Душевно рад. – Илья Петрович ловко опрокинул рюмку, крякнул и стал быстро закусывать.

Мессинг молча ел, поглядывая на гостя.

– Мой номер должен был идти предпоследним в концерте, черт бы их драл! – мрачно буркнул Илья Петрович. – Репертуар сократили, меня выкинули… А ведь у меня политическая декламация! Стихи о советском паспорте! Хотите почитаю?

– Спасибо, Илья Петович, не надо… – продолжая есть, ответил Мессинг.

Но Илья Петрович, не слушая, вскочил и буквально зарычал:

– Илья Петрович, дорогой, помилуйте… – прижав руку к сердцу, проговорил Мессинг.

– Что, не впечатляет? – упавшим голосом спросил Илья Петрович.

– Очень впечатляет, – заверил Мессинг.

Нет, не впечатляет, я же вижу… – совсем огорчился Илья Петрович. Налил себе еще и выпил, поковырял вилкой яичницу, но есть не стал. – Конечно, я понимаю… надо лирику какую-нибудь… борения страстей… любовь… – Илья Петрович налил себе еще и снова выпил одним махом. – А вот это вам нравится?

Он сгорбился за столом и стал читать тихо, но внятно, с каким-то надрывом, казалось, сейчас зарыдает:

Он читал, едва шевеля губами, и слова падали, казалось, в самую душу.

Мессинг перестал есть, слушал, глядя на Илью Петровича. Когда он замолчал, Мессинг спросил:

– Чьи это стихи?

– Есенина. А вы не знали?

– Нет, никогда не слышал…

– Вы там за границей много чего не слышали, – усмехнулся Илья Петрович.

. – Вы замечательно читали… Он давно умер? Вернее, погиб.

– Да, погиб… в двадцать пятом году… – Илья Петрович вдруг встрепенулся. – А вы откуда знаете? Вы же ничего об этом человеке не слышали?

– Я почувствовал. Вы читали стихи мертвого человека…

– Ох ты Господи… – Илья Петрович поспешно выпил рюмку. – Вас действительно надо немедленно арестовать и… расстрелять! Да, да, Вольф Григорьевич, всенепременно расстрелять!

– За что? – улыбнулся Мессинг.

– За то самое… с вами страшно разговаривать – все знаете… Вы дьявол и колдун…

– А почему вы это не читаете на концертах?

– Вы больной, что ли, Вольф Григорьевич? – Илья Петрович действительно посмотрел на него как на больного. – Кто же мне разрешит это читать?

– Понимаю… понимаю… – глядя на гостя, проговорил Мессинг.

– Ни черта вы, голубчик, не понимаете, – вздохнул Илья Петрович и вдруг хитро посмотрел на Мессинга: – Знаете, зачем в буденовском шлеме в шишаке дырочка?

– Нет, не знаю…

– Чтобы, когда кипит возмущенный разум, пар через эту дырочку выходил. – Илья Петрович захохотал, а Мессинг, не понимая шутки, удивленно смотрел на него.

– Если это анекдот, то я не понял, в чем его соль, – наконец сказал Мессинг.

– Вам и не надо! – махнул рукой Илья Петрович, продолжая смеяться. – Лучше читайте чужие мысли… И не вздумайте где-нибудь это анекдот повторить, а то… Ладно, не будем о мрачном, давайте поговорим о хорошем… – И Илья Петрович стал наливать себе водки.

В это время в дверь постучали, осторожно, но сильно, и заглянул мужчина с коротко подстриженными усами, в потертом кожаном пиджаке и фуражке со звездочкой. Заглянул и спросил:

– Товарищ Мессинг дома?

– Я Мессинг. Чем могу служить? – Вольф Григорьевич встал из-за стола.

– Здесь он, – довольно сказал усатый кому-то в коридоре и шагнул в комнату. Следом за ним вошел молодой парень в черном бобриковом пальто с поднятым воротником.

– Позвольте представиться, товарищ Мессинг. Начотдела по борьбе с бандитизмом Минского утро майор Дудко Николай. А это опер – капитан Васильев Юрий.

– Очень приятно, – чуть поклонился Мессинг. – Чем могу служить?

– Мы на вашем концерте были, товарищ Мессинг, – начал майор Дудко.

– Два раза были, – добавил капитан Васильев.

– Точно, два раза, – подтвердил майор. – Поразили вы нас своими угадалками, честное слово. Человек прямо сквозь время видит…

– Благодарю вас… – опять чуть поклонился Мессинг. – Так все-таки чем могу быть полезен?