Юрий Лиманов - Многоликий. Олег Рязанский

Олег согласно покивал, но всё осталось по-прежнему. Тем более что девушка отдавалась его ласкам с той же жадностью, с какой и он ласкал её. Только в первый день она ублажала его по принуждению, но этого он по молодости лет не понял, как не почувствовал, что яблочко было поклёванным. Не понял он и то, что вскоре проснулось в ней ответное чувство, и теперь готова Даша была на всё — сносить попрёки ключницы, шататься весь день от усталости, идти на конюшню, лишь бы угодить любимому и самой насытиться его нежностью.

Когда Васята во второй раз остерёг князя, тот, поподробнее расспросив друга, ругнул себя, недогадливого. А поразмыслив, поступил как настоящий князь: сразу после занятий на бронном дворе пришёл в малую палату, где обычно собирались ближние бояре, и, как был в лёгком доспехе, потный, разгорячённый, решительно сев на стольце, приказал вызвать дворского. Когда тот пришёл, сказал, глядя поверх головы старого боярина, чтобы не встречаться с ним взглядом:

— Я не хочу с тобой крутить, боярин. Да ты и сам, думаю, знаешь — у меня есть наложница.

По тому, как спокойно дворский принял эти слова, Олег сделал вывод: о Даше знают если не все, то многие. Он похвалил себя за то, что назвал девушку наложницей, тем самым неизмеримо подняв её положение: одно дело просто девка, каких водят на сеновал, а другое — наложница.

Боярин едва заметно улыбнулся.

— Вижу, ты уже осведомлен, — не преминул отметить улыбку Олег. — Тем лучше — мне проще говорить. Она, как ты знаешь, кабальная у боярина Алексина. Распорядись её выкупить, не жалея серебра, и поселить в пристойной избе у стены детинца. И хозяйство ей наладь доброе — с хлевом, овином, конюшней, коровником. Лошадь и корову выдели и работника приставь. — Он подумал и добавил: — Женатого.

— Может, в тереме поселить?

— Нет, — отрезал Олег. — Мне слава дяди Глеба не нужна.

Глеб Михайлович, дальний родственник, один из многочисленных новосильских удельных князей, вечно грызущихся за лоскутные волости, был известен тем, что имел нескольких наложниц и держал их при живой жене в своём тереме.

Дворский молча склонил тяжёлую седеющую голову и вышел. Олег, степенно встав со стольца, ответил на поклоны бояр, таращивших на него в изумлении глаза, и неторопливо пошёл к двери.

В переходе он, не удержавшись, почти побежал к Васяте, чтобы поделиться новостью и рассказать, как умно, по-взрослому провёл он трудный разговор с дворским.

— Но смотри, Васята, Даше об этом ни слова! Я сам ей скажу, когда всё будет готово, — предупредил он друга, закончив рассказ.

— Что я, глупый, что ли? — обиделся тот.

— И пусть сегодня не приходит в сад, отдохнёт.

— Скажу.

Однако долгожданное новоселье, к которому готовился Олег, живо представляя себе, как обрадуется Даша, не получилось. От елецкого князя прискакал гонец с сообщением, что из Дикого поля вышли разбойничьи орды царевича Ахмата и, скорее всего, они пройдут мимо нищего Ельца, сохраняя силы, и ударят прямо в сердце Рязанского княжества.

На этот раз Олег не стал кого-то просить взять его в поход. Собрав думу, он не терпящим возражения тоном объявил боярам и воеводам, что сам возглавит поход. Воеводой правой руки назвал Дебрянича, а левой — боярина Корнея.

Уже на следующий день основные силы рязанцев вышли из Переяславля наперехват ордынцам. Всадники спешили, непрерывно обмениваясь гонцами с передовым отрядом пограничной сторожи, который скрытно сопровождал ордынцев от самой межи. Хотя какая на южных границах Рязанской земли, у самого Дикого поля, межа? Ковыль, курганы да сурки...

На всю жизнь запомнил Олег в подробностях свой первый бой: как Дебрянич и Корней уряжали полки, как он норовил давать советы воеводам и как почтительно, но твёрдо отметал их многоопытный Дебрянич, как он врезался в строй ордынцев, прикрытый с боков двумя самыми опытными и могучими дружинниками и как свалил татарина ударом сабли. Помнил ещё, как, не выдержав, орда повернула и помчалась в степь, уходя от русичей, как летели им вслед стрелы...

Когда возвращались, воевода Дебрянич попросил Олега отпустить его навестить вотчину.

Уже смеркалось. Олег поразился:

— Что, сейчас? На ночь глядя?

— Истосковался я, князь, — вздохнул боярин. — К утру как раз и доскачем. Жена у меня молодая, сын. И дружина моя давно дома не была.

Юный князь поймал себя на тщеславной и гаденькой мыслишке: коли не будет главного героя победы над ордынцами, то вся слава выпадет на его, Олега, долю. Он отогнал мыслишку и поездку Дебряничу милостиво разрешил.

Воевода отправил вестового с заводным конём, чтобы тот успел предупредить о приезде его с дружиной, а сам стал торопливо готовиться к долгому ночному пути. Вотчина Дебрянича располагалась у самых юго-восточных границ княжества, соседствуя с Диким полем, где всегда таилась опасность, и потому жену с малолетним сыном он держал обычно в стольном граде. Но этим летом отправил их в вотчину, пока ходили в поход, у воеводы всё сердце изболелось от беспокойства о молодой жене, сыне и других близких.

Высыпали первые звёзды, когда боярин в сопровождении своей дружины поскакал домой.

С утра весь дом ждал возвращения из очередного похода воеводы Дебрянича. Жена то ходила на поварню, то бежала в светёлку прихорашиваться, то взбиралась по скрипучей лестнице в самую высокую горницу выглядывать мужа. Стёпка волновался вместе со всеми. Его принарядили, причесали и, хотя исполнилось ему в ту весну уже шесть лет, посадили под присмотром дядьки на гульбище, что опоясывало весь просторный дом боярина, построенный недавно в деревне, жалованной ему князем рязанским Иваном Александровичем за верную службу. А с гульбища какой обзор? Только и видна опушка леса да разбитая пыльная дорога, ведущая в деревню соседа, боярина Корнея.

К середине дня Стёпке надоело смотреть на дорогу и он стал отвлекаться — на дворе всегда происходило что-нибудь интересное. Вот сцепились две собаки. Вот к ним подбежал пятилетний Юшка, сирота, сын погибшего в прошлом походе отцовского лучника, и бесстрашно принялся разнимать. Стёпка хотел было спуститься с гульбища, помочь — Юшка был его самым близким другом здесь, в деревне, — но дядька не позволил. Пока перепирались, Юшка с собаками куда-то исчез. А тем временем на опушке появился отряд с десяток воинов и отец впереди, сзади в поводу у коноводов несколько заводных коней, груженных вьюками, где конечно же есть подарки и для него, Стёпки.

С криком «Тятька, тятька едет!» мальчик бросился к матери. Та уже стояла на высоком крыльце, нарядная, молодая, красивая, в окружении холопок и дворовых, глядя счастливыми глазами на приближающегося мужа.