Кальман Шандор - Позорный столб (Белый август)

С падением Советской власти, то есть в дни, описываемые в романе, Эгето вынужден уйти в подполье. Он прилагает всю свою революционную энергию, чтобы организовать отпор контрреволюции, чтобы предотвратить восстановление диктатуры буржуазии. Образ Ференца Эгето, несомненно, творческая удача автора романа. Хотя К, Шандор рассказывает о своем герое сравнительно немного, тем не менее перед нами вырисовывается яркий образ мужественного, стойкого и преданного борца за дело рабочего класса.

В романе «Позорный столб» мы встречаем и многих других представителей венгерского трудового народа. Здесь и профессиональные революционеры — активные деятели Советской республики в Венгрии, рабочие Богдан, Надь и другие, отдающие себе полный отчет в сложности и трудности предстоящей длительной борьбы против реакции; тут и простые люди Венгрии — старик Штраус, тетушка Фюшпёк, вдова Дубак, рабочий Густав Бики. Они не принимали активного участия в исторических событиях весны и лета 1919 года в Венгрии, но многое изменилось в их мировоззрении за эти 133 героических дня. А когда наступили позорные дни правления профсоюзных боссов, они, как и многие другие простые люди Венгрии, прониклись непоколебимым убеждением, что их благополучие и счастье неразрывно связаны с народной властью. Интересны и характерны и образы возвратившегося с фронта солдата Лайоша Дубака, учителя гимназии Кароя Маршалко. Эти люди не всегда понимают и правильно оценивают сущность происходящих событий, стараются спрятаться за ширму своих личных переживаний. Но читателю ясно, что рано или поздно и такие люди, как они, займут свое место в общей борьбе за народное счастье.

К. Шандор вводит читателей и за кулисы политической жизни страны, знакомит его со «светским обществом» контрреволюции. Целая галерея образов политических деятелей проходит перед нами: Миклош Хорти, Иштван Бетлен, Дюла Каройи, Дюла Гёмбёш, Иштван Фридрих, Тибор Экхардт и многие другие, определявшие политическую жизнь Венгрии на протяжении 25 лет, последовавших за описываемыми в романе событиями.

В ближайшем окружении Хорти мы встречаем его самых преданных почитателей — офицеров Пронаи, Магашхази, Козму, Мартона и других. Многие из них через несколько лет организуют террористические, фашистские организации, которые составят опору контрреволюционного режима в стране. Это они по указанию своего патрона будут вешать участников Венгерской Советской республики, громить рабочие организации, расстреливать антифашистов.

Перед читателем предстают также и рыбки помельче — Виктор Штерц, Эден Юрко, Хуго Майр и им подобные. Они ненавидят народ, проклинают революцию, жаждут мести и с нетерпением ждут, когда в «тысячелетней Венгрии» восстановится порядок, «ниспосланный богом».

Большой интерес представляет описание в романе подробностей контрреволюционного путча Чиллери, приведшего к концу бесславное правление правых социал-демократов. Вряд ли приходится удивляться тому, что путчистам, буквально в количестве нескольких человек, удалось разогнать правительство Пейдла, которое ни на кого не опиралось и по существу никого не представляло. Очень хороша сцена последнего заседания правительства, на которое ворвались Чиллери и его молодчики. Сколько малодушия и трусости проявили премьер-министр Пейдл и члены его кабинета! Поведение этих политиканов, попытавшихся робко запротестовать, вызвало лишь усмешку у путчистов. Как ни выслуживались перед буржуазией и помещиками Пейдл и его министры, «заслуги» их не были учтены. Как только контрреволюция почувствовала себя окрепшей и увидела, что «профсоюзное» правительство сыграло свою роль, она одним ударом сбросила это правительство.

Хотя роман К. Шандора описывает самый тяжелый момент в истории венгерского народа — поражение социалистической революции, тем не менее автор мастерски сумел показать, что борьба продолжается и победа контрреволюции временна. Вот почему книга К. Шандора звучит в целом оптимистично. Читатель убежден, что Эгето, Богдан, Надь и их соратники еще поведут венгерских трудящихся на новые классовые бои.

Так и случилось. В 1921–1922 годах под руководством венгерских коммунистов по всей стране прокатилась волна забастовочного движения; в 1925–1927 годах уже десятки тысяч рабочих приняли участие в забастовках; в 1929 году произошла одна из крупнейших забастовок горняков в Шальготарьяне; в начале 1930 года под руководством Венгерской коммунистической партии проходили бурные демонстрации безработных как в столице, так и в ряде провинциальных городов. Крупнейшим событием в рабочем движении Венгрии явилась стотысячная демонстрация трудящихся Будапешта 1 сентября 1930 года, проходившая под лозунгами: «Требуем работы, хлеба!», «Да здравствует пролетарская диктатура!» Новые выступления венгерских трудящихся произошли в 1937 году. И в годы второй мировой войны венгерские коммунисты оставались самыми последовательными и непримиримыми борцами против фашистской диктатуры Хорти.

Вспоминая мрачные времена контрреволюции, один из старейших венгерских коммунистов Ференц Мюнних как-то говорил: «У нас, коммунистов, не было и тени сомнения в том, что мы потерпели лишь временное поражение». Роман К. Шандора правдиво отображает эту уверенность венгерских коммунистов. История подтвердила, что они были правы.

В. Исраэлян.

Его мученики навеки запечатлены в великом сердце рабочего класса. Его палачей история уже теперь пригвоздила к тому позорному столбу, от которого их не в силах будут освободить все молитвы их попов.

Третьего августа 1919 года, ранним утром этого ослепительно ясного летнего воскресенья, до предела насыщенного паническими слухами, с подножки трамвая, шедшего в Будапешт, соскочил человек с портфелем, пересек пыльную площадь Мира и направился к проспекту Сент-Ласло.

— Смылся голубчик! — обронил на задней площадке украшенный бачками кондуктор, затем вновь стал прислушиваться к тому, что говорилось в вагоне. Медноносая матрона в траурном флере дрожащим от негодования голосом бросала отрывистые фразы, поверяя пассажирам имеющиеся у нее достоверные сведения.

— Семнадцать грудей! Отрезали у монашек! В сейфе нашли! Злодейство! Все из Калочи! Архиепи…

Конец ее фразы заглушили звонок и взвывший мотор отправившегося трамвая.

Человек с портфелем быстро шел по переулку; следом за ним с непроницаемым, бесстрастным видом шагал субъект в котелке. Лицо его удивительно напоминало свиное рыло. Субъект этот тоже соскочил с трамвая.

По одну сторону тихого переулка виднелась заржавленная проволочная ограда чугунолитейного завода Ш., по другую — тянулась высокая и глухая каменная стена с облупившейся штукатуркой, отделявшая от внешнего мира сад психиатрической лечебницы.