Владимир Голяховский - Семья Берг

— Я еще не ученый, но уже больше не Шломка.

— А кто же ты?

— Я тоже взял себе русское имя, как и ты. Теперь я Семен.

— Ну, Семен так Семен.

Павел ловко скрутил длинную «козью ножку» из газетной бумаги, всыпал туда махорку и закурил. Густой вонючий дым распространился вокруг. Павел предложил брату:

— Хошь затянуться?

— Нет, не курю.

Павел красиво и далеко сплюнул.

— А плюнуть далеко сумеешь? Давай поспорим: кто кого переплюнет.

— И это все, что ты умеешь?

— Ну, хоть я и неученый, зато умею деньгу заколачивать.

Культурный «реалист» Семен поражался — до чего же его брат обрусел и до чего опростился в компании грузчиков.

По вечерам, после того как Павел заканчивал работу, они ходили на Волгу плавать, потом лежали на песке. Семен рассказывал брату о преобразованиях в стране после переворота в октябре 1917 года;

— Павлик, религию в новой России напрочь отменили. Теперь никому не надо ходить в церкви и синагоги, не надо знать Тору наизусть. Теперь все равны.

— Национальности тоже отменили?

— Наверное, тоже отменят. Во всяком случае, евреев притеснять больше не будут. Даже в самом новом правительстве Ленина много евреев. Слушай, нам с тобой надо здесь все бросить и уходить, чтобы строить новую жизнь.

— Куда уходить?

— Не знаю куда, но обязательно в революцию.

В субботу, как всегда, артель пила водку и вокруг вились проститутки. Семен с удивлением наблюдал, как Павел выпил стакан водки; он все еще не мог привыкнуть к превращениям своего брата. И такого пьянства и разврата еще не видел. Они сидели в стороне, подошла та самая молодая проститутка, которой Павел щедро платил за ласки, обняла Павла за шею, игриво уставилась на Семена и что-то шепнула. Павел усмехнулся, сказал ему:

— Она хочет, чтобы ты ее по..л. Говорит, гимназиста у нее еще не было. Она недорого берет.

Семен застеснялся, еще больше поразился переменам в брате, отвел его в сторону и зашептал:

— Неужели это ты с ней? Пашка, до чего же ты дошел!

— А что? Она подмахивает ловко. Надо же с кем-нибудь е…ся, — но, видя, что Семену это не нравится, он подозвал девицу, сунул ей в ладошку рубль и хлопнул по заднице:

— Пошла, пошла отседова. В другой раз.

Семен, задумчиво глядя ей вслед, спросил:

— А ты сифилисом заболеть не боишься?

— Не-е, она здоровая, а с другими я не е…сь.

— А с нашими еврейскими девушками не дружишь, не гуляешь?

— Не-е, чегой-то не тянет — недотроги уж больно. А ты с гимназистками е…ся?

— Да ну тебя совсем. Во-первых, я бы и не посмел, а если бы и захотел, так меня бы просто изгнали из порядочного общества.

— А что это такое — ваше порядочное общество?

— Все-таки, Пашка, ты здесь здорово отстаешь. Пора тебе кончать такую жизнь.

— Ха! Хорошо тебе говорить — ты ученый. А мне, видать, одно остается — таскать грузы на горбе. На что же я могу свою жизнь поменять, если образования никакого?

Семен не хотел задевать его самолюбие еще больше. Но потом все же сказал:

— Знаешь, я уезжаю учиться в Москву. Вон в семье Заков есть и адвокат, и студент медицинского факультета. А я хочу стать инженером-строителем. Поеду в Москву поступать в институт. Получу образование, поработаю, а там — кто знает? — может, когда-нибудь стану министром.

— Министром? Чтой-то ты, Сенька, чудное несешь. А мне-то что делать?

— Тебе самое лучшее идти в Красную армию. Во-первых, образования никакого не надо. Во-вторых, так ты сразу порвешь и с этой работой, и с традициями нашей еврейской среды. Парень ты здоровый, боец из тебя получится хороший. Может, станешь командиром. Что ты на это скажешь?

— Каким командиром? С фамилией Гинзбург меня командиром не сделают. Да и вообще, два брата Гинзбурга — это слишком даже для новой власти. У тебя диплом выписан на эту фамилию, все бумаги на нее оформлены, а у меня ничего нет. Я хочу фамилию себе другую взять.

— Какую?

— Не знаю, не решил еще. Надо бы, чтобы что-то оставалось от прежней.

— Сократи: вместо «Гинз-бург», возьми просто «Бург»..

— «Бург»? Нет, не звучит. Пусть лучше будет «Берг».

В восемнадцать лет будущее представляется простым и ясным. Обоим ребятам хотелось новой жизни, новой России. Семен насмотрелся на перемены в большом городе, а Павел ничего толком об этом не знал и многого не понимал, но работать грузчиком ему и в самом деле уже надоело. И они решили уйти из дома. Это была форма протеста, единственно возможная для них обоих.

На прощание братья пришли в гимназию, которая теперь называлась народным училищем. Там они встретили учителя Боде: он уже не носил форменного мундира. Они подошли к нем, и Семен, который всегда был побойчей, начал:

— Ваше превос… — и осекся, вспомнив, что «превосходительства» теперь отменены.

Боде всмотрелся в них:

— Это вы, Шлома и Пинхас? Да вас совсем не узнать!

— Это мы, только теперь я зовусь Семеном, а он Павлом.

— Ах, вот как! — очень приятно. Ну, какие у вас успехи, Сема и Павел?

За двоих говорил Семен:

— Я закончил с серебряной медалью Нижегородское реальное училище. Хочу вот на инженера-строителя учиться.

— О, поздравляю вас! Это большое достижение. А вы? — спросил учитель у Павла.

Тот помялся, опустил голову и глухо выдавил:

— Рабочий я, грузчиком работаю, на пристанях.

— Значит, вы не учились?

— Не пришлось. Но книги я все-таки читаю.

— Что же, если в вас есть тяга к учению, теперь для вас все пути открыты, национальной дискриминации больше нет.

Семен добавил:

— Он в Красную Армию пойдет, бойцом будет. А мы помним вашу песню. Очень она нам в память запала.

— Вот как? Спасибо.

— Это вам спасибо, за то, что помогли нам тогда.

— Ну, я очень рад. Что ж, ребята, Сема и Павел, желаю вам успехов в новой жизни.

Это было хорошее, сердечное пожелание, только успехи в жизни ждали их еще не скоро, а пока пути их должны были разойтись.

Павел решил присоединиться к небольшому отряду конников, проходившему через их город. Как когда-то он пришел наниматься к старшине грузчиков, так теперь сказал командиру отряда:

— Возьмите меня, хочу воевать за красных.

— Как тебя зовут?

— Павел Берг.

— Мы через два дня уходим в поход. А бойцу нужно снаряжение, конь нужен. Кони у нас есть в запасе. Но даром не даем. Коня купить можешь?

У Павла было кое-что накоплено:

— Если недорого…

Но столько, сколько командир запросил, у него не было. Пришлось идти просить у родителей. Для семьи это оказался новый удар.

— В Красную армию? Солдатом? К большевикам? Тебя же убить могут.

— Ну и пусть убьют — лучше, чем такая жизнь. Вон и в «Интернационале» поется: