Эдуард Бульвер-Литтон - Последние дни Помпеи

— Скажи мне, — внезапно прервал его Главк, — во время разбирательства дела не твое ли это имя я слышал наряду с именем Апесида? Считаешь ли ты меня виновным?

— Один Господь только может читать в сердцах, но мое подозрение касается не тебя.

— Кого же?

— Я подозреваю этого обвинителя — Арбака.

— Неужели так? Тогда ты возвращаешь меня к жизни! А почему именно ты подозреваешь Арбака?

— Потому что знаю злое и лукавое сердце этого человека и знаю, что он имел причины бояться убитого.

И Олинф сообщим Главку уже известные читателю подробности, сказав под конец:

— Если покойный встретил в тот вечер Арбака и грозил ему, что откроет его притворство, его преступление, то место и время были очень благоприятны для рассвирепевшего египтянина и в совершении убийства одинаково участвовали и ярость и расчет.

— Так должно быть и было! — радостно воскликнул Главк. — Я освобожден!

— Но чем же поможет тебе теперь это открытие, несчастный? Ты осужден и погибнешь, несмотря на свою невинность…

— Но я сам знаю теперь, что я не виноват, между тем как, благодаря этому непонятному припадку помешательства, меня иногда нестерпимо мучило сомнение! — После этого последовало некоторое молчание, потом афинянин мягким и робким голосом спросил:- Христианин! Скажи, что, по учению твоей веры, мертвые продолжают жить в другом, лучшем мире?

— Да, так, как ты говоришь, афинянин! — ответил Олинф. — Я не только верю, я знаю это, и эта-то блаженная уверенность и поддерживает меня теперь. Да, — продолжал он, воодушевляясь, — бессмертие души, воскресение, воссоединение мертвых — это основное положение моей веры; это великая истина — будущая жизнь! Чтобы возвестить и утвердить ее, Господь принял мученическую смерть. Не вымышленные Елисейские поля, не стихотворное царство Плутона, а чистый, сияющий удел ожидает верующих в царствии небесном.

— Изложи мне твое учение и поясни твои надежды! — откровенно попросил Главк.

Олинф немедленно же исполнил его желание. Таким образом, как это часто случалось в первые века христианства, только что зародившееся Евангельское учение проливало кроткий свет своих спасительных истин даже во мрак темниц, озаряя всепобеждающими лучами веры самое ожидание смерти.

В тот день, которому суждено было быть последним днем существования Помпеи, с раннего утра в воздухе было необычайно тихо и душно, а море, несмотря на это, сильно волновалось, что не мало удивило рыбаков, по обыкновению выехавших ранним утром на свой промысел. В долинах и низменностях лежал легкий туман, из которого выступали высокая городская стена, колонны многочисленных храмов, статуи форума и триумфальная арка. Очертания же далеких гор сливались и терялись в переливах разнообразнейших цветов утреннего неба. Облако, несколько дней скрывавшее вершину Везувия, в этот день исчезло и гора, не представляя ничего угрожающего гордо смотрела на расстилавшийся у ее ног мирный пейзаж. Через городские ворота, сегодня открывшиеся ранее обыкновенного, вереницей потянулись всякого рода повозки, колесницы, всадники и пешеходы из близких и дальних мест, стремившиеся в Помпею. Все были одеты по-праздничному и весело настроены, в ожидании объявленного на тот день боя гладиаторов шумная толпа направлялась к амфитеатру, размеры которого поражали по отношению к маленькому городу своей громадностию; но, при огромном стечении народа из окрестностей, даже и такой обширный амфитеатр едва мог вместить всех любопытных. В виду особенного интереса, который представляло объявленное на сегодня зрелище — состязание двух важных преступников со львом и тигром, наплыв народа был особенно большой.

В этот же ранний час какая-то странная фигура пробиралась к уединенно расположенному дому египтянина. Нетвердая походка этой высокой, худой незнакомки, ее странная, кое-как наброшенная одежда, ее мертвенно-бледное лицо и бессвязное бормотание обращали на себя внимание встречных. Одних это приводило в веселое настроение, других же пугало, как будто кто-то давно погребенный вновь явился из царства теней, чтоб пугать живых. Одни толкали друг друга при виде ея, шутя и смеясь, другие суеверно сторонились или же в страхе останавливались, следя за этим привидением, пока таинственная женщина не скрылась за поворотом колоннады, которая вела к жилищу Арбака.

Черный привратник, открывший на ее стук двери, содрогнулся при виде страшилища, так же как и сам Арбак, когда увидел перед собой волшебницу Везувия. Тяжелые, мучительные сны преследовали всю ночь египтянина и, как бы желая отстранить от себя ужасное явление, он закрыл глаза рукою и воскликнул:

— Что это: сон еще или я в царстве мертвых?

— Могущественный Гермес, твой друг и твоя верная слуга пришла тебя навестить, — сказала старуха.

Наступило продолжительное молчание, во время которого египтянин старался побороть свою душевную тревогу и избавиться от ужаса, навеянного на него ночными видениями. Наконец, он овладел собой.

— Да, это был только сон, но я желал бы никогда в жизни не иметь больше подобных снов! Даже счастливый день не в состоянии вознаградить за муки такой ночи! — сказал он, и обратившись к своей гостье, спросил: — Как попала ты сюда и зачем?

— Я пришла предупредить тебя, — ответила колдунья своим гробовым голосом.

— Меня предупредить? Но о какой же опасности?

— Выслушай меня: городу угрожает несчастие. Беги, пока еще есть время! У меня в пещере есть пропасть, и вот уже несколько дней, как я вижу какой-то темно-красный ручей на дне ее и при этом, в мрачной ее глубине, что-то непрерывно кипит и шипит. Но когда я посмотрела туда прошлую ночь, то там уже был яркий огонь, и пока я еще смотрела, лисица, которая у меня жила и всегда лежала около меня, жалобно завыла, заметалась, вдруг свалилась и издохла с пеной у рта. Я заползла опять в свою постель, но всю ночь слышала, как вздрагивала и колебалась скала, а из-под земли доносились глухие раскаты, как бывает, когда едут тяжелонагруженные телеги. Сегодня поутру я встала очень рано, и, опять посмотрев в пропасть, заметила, что в этом огненном ручье, который за ночь стал гораздо шире, носились большие черные куски — обломки скалы. В стенах моей пещеры образовались трещины, и из них выходил серный дым, понемногу наполнивший все помещение. Я поскорее забрала свое золото и травы и поспешила оставить пещеру, служившую мне жилищем много лет. Вдали от Помпеи, обреченной на погибель и на скорую погибель, я отыщу себе новое жилье. Высокий учитель, не сомневайся: гора с ревом раскроет свою пасть и город, который выстроен над потоком недремлющего ада, обратится в груду развалин. Позволь предупредить тебя: беги!