Александр Струев - Сказание о Луноходе

– Зачем нужен тростниковый сахар или сахар кусочками, если есть сахарный песок? Кому понадобились тысячи видов конфет и столько же видов печенья? Совсем заелись! Ходят, витрину разглядывают, морду морщат, – какое печенье вкуснее, это вот – с дырочками, или вот то – ромбики с заварным кремом! Бесстыдство! Птичье молоко он сегодня не возьмет, а трюфеля с раковыми шейками – заверните! Топчутся, пальцами тыкают, выбрать толком ничего не могут, и то нравится, и это вкусно.

Никуда не годится! – отрезал Вожатый и поставил все на свои места. – Зачем нам тысячи видов конфет? Как в таком глупом разнообразии санэпидемстанции работать? Как за качеством продукта проследить? Кто доброкачественность гарантирует?! Кооператоры раньше в торты какой только дряни не подбрасывали – жрите, мудоебы, мы вам еще говна напечем! Хватит! Закончили! Светофор имеет три цвета, а не пятьдесят три! Так должно быть во всем! Поправить! Навести порядок! – распоряжался Вожатый.

Кампанию «За чистый вкус!» развернули во всех городах и селах.

– Ясность, четкость, простота – наше золотое правило! Начинайте с мелочей. Упрощайте, сокращайте, и жизнь станет понятной и радостной! Все большое начинается с малого! Не засоряйте людям головы! – повторял Он.

И пошло дело. Нас словно ледяным душем окатило, как же мы раньше в таком хаосе жили, организмы гробили! За считанные недели все никчемное разнообразие вычистили, излишества повыкидывали, и задышалось по-новому – легко и непринужденно. Чуть дух после зачистки универмагов перевели, тотчас приступили к реформе школьной программы. По поручению Вожатого академик Цендер из Туапсе значительно ее упростил.

– Объем знаний рядового гражданина должен быть минимален – только основы! – предупредил Вожатый.

– Если человек не будет ученым, на черта ему высшая математика? Эти заумные алгоритмы, функции – «синус-косинус» рабочему на хер? – спрашивал Он у академика Цендера. – Основы физики, химии, биологии, географии – вкратце, для общего представления. На две трети сократить геометрию, урезать высшую математику. Пение, рисование, физподготовка, устройство родной страны, грамота и основы счета – вот главные дисциплины! Иностранные языки и историю из обучения долой! Образование за четыре года и точка! Педагоги сами определят, кому продолжать учиться, кто талантлив и морально устойчив, а кто – осел. У кого действительно проявятся способности, сможет изучать хоть квантовую механику, а основная масса пусть следующие шесть лет сосредоточится на прикладных занятиях – строительстве, легкой и пищевой промышленности, военном деле, машиностроении, сельском хозяйстве.

Школе придали новый статус, максимально военизировали. Учителям стали присваивать воинские звания. Тогда-то руководство школами и принял Любимый Брат, который уже командовал Объединенными войсками.

Реформы коснулись самых простых вещей. Казалось, кому какое дело до одежды, мебели, шрифта на вывесках, а вышло, что есть дело, даже очень есть! Разнообразие мебели свели к минимуму, четыре вида кроватей, без учета медицинских и детских, восемь видов столов и журнальных столиков, семь разновидностей стульев, двенадцать расцветок ковров и ковровых дорожек, десять вариантов настольных ламп, включая торшеры, шесть типов настенных светильников, не считая уличных, разумеется. Люстры были представлены двенадцатью моделями, зеркала девятью и так далее. Разнообразие.

– Даже слишком, – качал головой Вожатый. – Перестарались!

Скоро добрались до формы котлет, булочек, макарон, дизайна консервных банок, фасонов одежды, обуви, моделей мужских и женских стрижек. Самой популярной, «всенародной стрижкой» считалась стрижка «под ноль» – это когда все волосы на голове срезала машинка парикмахера. Такая нехитрая прическа устраивала и женщин, и мужчин. Мужественность мужской стриженой головы пришлась очень по вкусу женщинам, а мужчин привлекала беззащитность, а где-то сексуальность женской. Священники первое время сопротивлялись, не желали стричься «под ноль». Но когда Вожатый отправил Мелитопольского митрополита и двух пожилых епископов на пенсию, охи и ахи в церкви сразу прекратились, подстриглись как миленькие, никому не захотелось уезжать на Поселение.

– Церковь у нас по ошибке от государства отделили! Как же это получается, если церкви в городах наших и в селах колхозных расположены, граждане республики туда молиться приходят, а они, церкви эти, чужие? Ошибочка вышла! Это наши церкви, товарищи, а значит, и священники в первую очередь наши, а уже потом Божьи! По какому закону и кто от нас церкви отделил? В этом еще разобраться надо!

И с церковью разберемся! Это я вам, ребята, обещаю! – кивал Заседателям Палаты Вожатый. – Со всеми потихоньку разберемся!

Всё кругом сделали установленным и определенным. Особым Постановлением Палаты для стариков образовали специальные Поселения, где престарелые люди, заботясь друг о друге, доживали последние дни, не доставляя трудящимся хлопот. Эти изолированные колонии размещали как можно дальше, а если кто из старичков-старушек туда не доезжал, задыхался в забитом до отказа поезде или помирал в тряском кузове грузовика, что ж поделаешь, судьба, возраст-то нешуточный! Правительство снабжало поселян всем необходимым: продуктами, лекарствами, одеждой, стройматериалами, горючкой, но полностью отрезало от окружающего мира. Старики перебивались в колониях, как могли. Сами следили за чистотой, поддерживали порядок, распределяли еду, медикаменты, делили теплые вещи, хоронили умерших.

– Пусть живут, не докучая своей убогой беспомощностью, а мы будем им что надо подбрасывать, – пообещал Вожатый.

Товарищ Фадеев как-то посетовал:

– Органавты абсолютно за старичьем не приглядывают, а там хватает здравомыслящих людей. Что они говорят? Что думают? Что замышляют? Не ждать ли оттуда беды?

– Беды?! – отмахнулся Вожатый. – Это тебе все кажется, а когда кажется – креститься надо! Людям по семьдесят-восемьдесят лет, дунь и рассыпятся. Они еле ноги тягают, а ты – беды! – но на всякий случай добавил, глядя на Редактора. – Сократи снабжение лекарствами, и они только и будут думать, где взять таблетки!

Достигшие семидесятилетнего возраста на следующий день после торжественного юбилея и искренних поздравлений отбывали в колонии-резервации; правда, по показаниям врачей туда отправлялись гораздо раньше. Инсульт, инфаркт, нарушение мозгового кровообращения, да мало ли что еще, – и путевка на Поселение на руках. От стариков легко могли избавиться, не взваливая на плечи государства такую обузу, как их содержание, достаточно было одного безболезненного укола, но Вожатый изменил эту практику.