Бернард Корнуэлл - Столетняя война

— Я незаконнорожденная, — горько повторила Мелисанда по-английски. — Потому он и отправил меня в монастырь.

— Чтобы спрятать.

— И чтобы защитить. Он дал денег аббатисе — плату за стол и кров. И сказал, что там я проживу спокойно.

— Спокойно проживешь служанкой?

— Служанкой была моя мать, чем я лучше? А потом меня постригли бы в монахини.

— Ты не служанка, — убедительно произнес Хук. — Ты дочь сеньора.

Он вытащил стрелу с длинным тонким наконечником и, держа лук горизонтально на коленях, наложил стрелу на цевье и уставил оперенный конец в тетиву. Тень двинулась.

— Ты отца знаешь хорошо?

— Видела два раза. Когда была маленькой и когда меня отправляли в монастырь. Он мне нравился. — Мелисанда запнулась, ища правильные слова. — Вначале. Вначале он мне нравился.

— А он тебя любил? — наугад спросил Ник, занятый больше подводной тенью, чем Мелисандой.

— Он был такой… — она не нашла слова, — beau [68] Красавец (фр.). . Высокий и с красивым гербом. Солнце с золотыми лучами, а поверх солнца голова…

— Орла, — закончил за нее Хук.

— Un faucon.

— Значит, сокола, — кивнул Хук, припоминая длинноволосого красавца, наблюдавшего за убийством лучников у церкви Сен-Антуан-лё-Пти, и жестко добавил: — Он был в Суассоне.

Подводную тень слегка снесло течением, и Ник боялся, что она исчезнет из виду, однако тень двинула хвостом и вернулась на прежнее место.

Мелисанда во все глаза смотрела на Ника.

— Был в Суассоне?

— Длинноволосый брюнет.

— Я его не видела!

— Ты уткнулась мне в плечо и не хотела смотреть. Они издевались над лучниками. Резали их, выкалывали глаза.

Мелисанда надолго замолчала. Ник чуть приподнял лук.

— Моего отца зовут еще по-другому, — тихо выговорила она наконец. — Сеньор д'Анфер.

— Так я и слышал.

— Сеньор д'Анфер, — повторила Мелисанда. — Это значит «владыка преисподней». Его так называют из-за того, что «Ланферель» звучит как «л'анфер», ад. А может, еще из-за жестокости в бою. Он многих отправил в преисподнюю. А кого-то и в рай.

Над рекой мелькали ласточки, краем глаза Хук заметил блестящего синего зимородка. Тень под водой вновь застыла. Ник потянул на себя тетиву — не в полную мощь, потому что согнуть лук до конца мешала сидящая вплотную Мелисанда, но даже натянутый вполсилы лук оставался грозным оружием.

— Он не такой уж плохой, — добавила Мелисанда задумчиво, словно уговаривая сама себя.

— Не очень убедительно звучит, — ответил Хук.

— Он мой отец.

— Который отдал тебя в монастырь.

— Я не хотела в монастырь, нет! — с жаром воскликнула Мелисанда. — Я ему говорила!

— Не хотела давать обеты? — улыбнулся Хук.

— Я знала сестер-монахинь, мать водила меня к ним в гости. Мы им приносили… — она силилась подобрать английские слова, но в конце концов сдалась, — les prunes de damas, abricots et coings [69] Чернослив, абрикосы и айву (фр.). . He знаю, как назвать. Фрукты? Да. Мы приносили фрукты, но сестры все равно относились к нам недобро.

— И все же отец тебя к ним отправил.

— Он сказал, я должна за него молиться, такова моя обязанность. А я молилась знаешь о чем? Чтобы он когда-нибудь за мной приехал — проскакал через монастырские ворота на своем прекрасном коне, забрал меня и увез с собой.

— И поэтому ты теперь хочешь во Францию?

Мелисанда покачала головой:

— Я хочу туда, где ты.

— Твоему отцу я не понравлюсь.

— Разве он когда-нибудь нас увидит? — пожала плечами она.

Хук прицелился чуть ниже тени, хотя о рыбе уже почти не думал — его мысли занимал высокий всадник с длинными черными волосами, которому в Суассоне ничего не стоило прекратить издевательства над лучниками. Владыка преисподней.

— Ужин, — сказал он хрипло и отпустил тетиву.

Пущенная стрела мелькнула в закатном солнце белым оперением, скользнула под воду — и у дальнего берега что-то забилось, вскипела волна, спугнутая форель метнулась выше по течению.

Щука билась, пригвожденная к дальнему берегу. Ник, прыгнув в реку, вытащил ее вместе со стрелой. Огромная рыба извивалась на древке и норовила вцепиться зубами в руку, но на берегу Ник оглушил ее рукоятью ножа, и крупная, чуть ли не в длину лука, рыбина с грозной пастью тут же обмякла.

— Un brochet! — восторженно вскрикнула Мелисанда.

— Щука, — подтвердил Ник. — Вкусная вещь.

И он принялся потрошить добычу, сбрасывая требуху в реку.

На следующий день сэр Джон с латниками и лучниками отправился в западные окрестности покупать зерно, сушеный горох и копченое мясо. Хуку он велел остаться в деревне под холмом и приглядывать за погрузкой мешков и бочек на крытую подводу, стоявшую у харчевни «Мышь и сыр». Две тягловые лошади, выпряженные из подводы, паслись на деревенском лугу, распрямленный Ников лук без тетивы лежал на столе рядом с кувшином пива, принесенным хозяином харчевни, сам Ник, стоя на подводе, пересыпал муку в бочку. Отец Кристофер, одетый в простые штаны и рубаху, бесцельно бродил вокруг, заглядывал в дома, гладил кошек и заигрывал с женщинами, стиравшими белье у реки, в которую упиралась единственная деревенская улица. В конце концов он вернулся к «Мыши и сыру» и бросил на стол мешочек с серебряными монетами, выданными ему для закупки припасов у крестьян.

— Зачем бьешь муку, Хук? — спросил он.

— Утрамбовываю, чтобы плотнее лежала, святой отец. С солью и ореховыми прутьями.

Отец Кристофер старательно изобразил отвращение.

— Солить муку?

— Соль насыпают на дно бочки, чтобы мука не отсырела, — объяснил Хук. — А ореховые прутья не дадут ей испортиться.

Он показал священнику отломленные от ближайшей зеленой изгороди ветки орешника, с которых он ободрал листья.

— Неужели так лучше?

— Еще бы! Вы что, никогда не забирали муку с мельницы?

— Хук! — расхохотался отец Кристофер. — Я ведь служитель Бога, нам не положено работать!

Воткнув в муку еще пару прутьев, Хук отступил от бочки.

— Вот теперь все как надо, — кивнул он, отряхивая ладони.

Отец Кристофер мягко улыбнулся, вытянул ноги и обвел взглядом залитый солнцем лес на склоне холма, начинающегося сразу за соломенными крышами.

— Боже, как я люблю Англию! — вздохнул он. — И на что юному Хэлу та Франция?

— Он ведь французский король.

Священник пожал плечами.

— Он не единственный, кто на нее претендует. Будь я королем Англии, я бы остался дома. Пиво твое?

— Мое, святой отец.

— Яви христианское милосердие, дай попить. — Отец Кристофер, отсалютовав Хуку кувшином, сделал глоток. — И все же мы идем войной против Франции, и победа неминуема!

— Точно?

— Ответ известен одному Богу, Хук, — внезапно посерьезнев, ответил священник. — Сила у французов немалая. А вдруг они бросят враждовать между собой и кинутся на нас? Правда, у нас есть то, чего у них нет. — Он похлопал ладонью по Никову луку.