Бернард Корнуэлл - Столетняя война

Томас подождал, пока они не скрылись из виду, после чего провел Жанетту через открытый участок в чащу, а оттуда к горящему дому. На ярком солнце пламя казалось бледным. В пределах видимости никого не было, только возле утиного садка среди перьев лежала собака. Она скулила. У нее было проткнуто брюхо. Томас наклонился над животным, погладил по голове и почесал за ушами, а умирающий пес лизнул ему руку и попытался завилять хвостом. Томас вонзил нож прямо ему в сердце, так что пес умер мгновенно.

— Он бы не выжил, — обратился Томас к Жанетте.

Она ничего не сказала, а только смотрела на горящую солому и стропила. Томас вытащил нож и потрепал мертвого пса по голове.

— Отправляйся к святому Гинфорту, — сказал он, вытирая клинок, и признался Жанетте: — В детстве я всегда хотел иметь собаку, но мой отец их терпеть не мог.

— Почему?

— Он был странный.

Томас вложил клинок в ножны и встал. Дорога со следами копыт вела от фермы к ферме на север, и они пошли вдоль нее, осторожно пробираясь между васильков, поповника и кизила. Это была страна маленьких полей, высоких берегов, небольших рощиц и неровных холмов. Страна засад. Но они не видели никого, пока с вершины пологого холма не заметили приземистую каменную деревенскую церковь, а за ней — солдат. Сотни солдат встали лагерем в поле за домами, а другие расположились в самой деревне. Близ церкви виднелись большие шатры. У входа благородные рыцари поставили свои знамена.

Томас все колебался, не желая заканчивать эти счастливые дни с Жанеттой, но понимал, что выбора нет, и потому с луком на плече повел ее в деревню. Солдаты увидели их, и навстречу вышла дюжина лучников во главе со здоровенным командиром в кольчуге.

Первым его вопросом было:

— Из какого вы ада?

Его стрелки по-волчьи оскалились при виде потрепанного платья Жанетты.

— То ли ты хренов монах, укравший лук, то ли хренов лучник, стянувший у монаха рясу.

— Я англичанин, — сказал Томас.

На верзилу это как будто не произвело никакого впечатления.

— У кого на службе?

— Я служил Уиллу Скиту в Бретани.

— В Бретани!

Начальник стрелков нахмурился, не зная, верить ли Томасу.

— Скажи ему, что я — графиня, — по-французски проговорила Жанетта.

— Что она говорит?

— Ничего, — сказал Томас.

— И что вы тут делаете? — спросил верзила.

— Я отбился от своего отряда в Бретани, — нерешительно сказал Томас. Ему не стоило говорить, что он скрывается от правосудия, но он не подготовил другой легенды. — Я просто ушел.

Это было слабое объяснение, и здоровенный лучник отнесся к нему с должным презрением.

— Это означает, парень, что ты хренов дезертир.

— Будь так, я бы вряд ли пришел сюда, верно? — вызывающе спросил Томас.

— Ты бы вряд ли пришел сюда из Бретани, если бы не заблудился! — заметил командир стрелков и плюнул. — Тебя надо отправить к Скорсби, пусть разберется, кто ты такой.

— Скорсби? — переспросил Томас.

— Слышал о нем? — недружелюбно спросил верзила.

Томас слышал об Уолтере Скорсби, который, как и Скит, возглавлял собственный отряд лучников и латников. Скорсби не пользовался хорошей репутацией. Говорили про его угрюмый нрав, но, очевидно, именно ему предстояло решить судьбу Томаса, поскольку лучники окружили их и повели в деревню.

— Это твоя женщина? — спросил Томаса один из солдат.

— Это графиня Арморика, — ответил тот.

— А я долбаный граф Лондонский, — расхохотался лучник.

Испуганная угрюмыми лицами Жанетта вцепилась в руку Томаса. Ему было тоже не по себе. Когда в Бретани дела шли из рук вон плохо, когда эллекин ворчал и было холодно, сыро и противно, Скит любил приговаривать: «Радуйтесь, что не попали к Скорсби». А теперь Томас, похоже, попал.

— Дезертиров мы вешаем, — с удовольствием сообщил верзила-начальник.

Томас заметил, что лучники, как и остальные войска, которые он видел в деревне, носят на камзолах красный крест святого Георгия. Огромная толпа солдат собралась на пастбище между деревенской церквушкой и цистерцианским аббатством или монастырем, каким-то чудом избежавшим разрушения. Монахи в белых рясах прислуживали священнику, служившему мессу солдатам.

— Сегодня что, воскресенье? — спросил Томас одного из лучников.

— Вторник, — ответил тот, сняв шляпу из уважения к богослужению. — День святого Иакова.

Они подождали на краю пастбища у деревенской церкви. Ряд свежих могил говорил, что появление здесь солдат привело к смерти нескольких жителей. Но большинство селян, вероятно, убежало на юг или запад. Остались лишь двое. Старик, согнутый пополам работой, с белой бородой чуть ли не до земли, что-то шамкал священнику в отдалении, а маленький мальчик лет шести-семи пытался натянуть английский лук на забаву английским стрелкам.

Месса закончилась, и люди в кольчугах поднялись с колен и направились к шатрам и домам. Один из лучников, конвоировавших Томаса, зашел в расходящуюся толпу и вновь появился с несколькими людьми. Один выделялся высоким ростом и новой, отполированной до блеска кольчугой. На нем были высокие сапоги, зеленый плащ и меч с золотой рукоятью в ножнах, отделанных красной материей. Подобное щегольство не шло к его изможденному и мрачному лицу. Он был лыс, зато с раздвоенной бородой, которую заплел в косы.

— Это Скорсби, — шепнул один из лучников, и Томасу не пришлось гадать, кого из приближавшихся он имел в виду.

Скорсби остановился в нескольких шагах, и здоровенный лучник, арестовавший Томаса, усмехнулся.

— Дезертир, — с гордостью заявил он. — Говорит, что пришел из Бретани.

Скорсби сурово посмотрел на Томаса, а на Жанетте задержал взгляд. Ее изодранная одежда не скрывала крутых бедер, ворот платья был разодран, и Скорсби явно хотел увидеть больше. Как и Уилл Скит, он начал свою военную жизнь лучником и поднялся благодаря сообразительности. Томас догадался, что в душе этого человека не осталось сострадания.

Скорсби пожал плечами.

— Если дезертир, повесьте ублюдка. — Он улыбнулся. — Но его женщину мы задержим.

— Я не дезертир, — сказал Томас, — а эта женщина — графиня Арморика, родственница герцога Блуаского, племянника короля Франции.

Многие стрелки осклабились, услышав такую нелепицу, но Скорсби был осторожным человеком и учитывал состав собравшейся на краю церковного двора небольшой толпы. Среди зрителей было два священника и несколько рыцарей в плащах с гербами. Заявление Томаса зародило в уме командира некоторое сомнение. Нахмурившись, он посмотрел на Жанетту. На первый взгляд она была похожа на крестьянку, но, несмотря на свое загорелое лицо, отличалась благородной красотой, а остатки ее платья говорили о былой элегантности.