Бернард Корнуэлл - Столетняя война

Конная атака обычно начинается медленно: всадники идут вплотную друг к другу, стремя в стремя, и нападают на врага единым строем. Лишь в последнюю минуту можно дать шпоры и послать коня в галоп. Однако в этот раз всадники погнали коней сразу же, непроизвольно пытаясь скорее преодолеть рыхлую пашню и уйти от града стрел. Приказа к наступлению не было — французов подстегнул первый залп лучников, — и теперь на правый фланг англичан неслись лишь три сотни латников, на левый нацелилось даже меньше. Остальные всадники из тех двух тысяч, что должны были нападать на англичан, по-прежнему выгуливали коней.

А лучники то и дело натягивали и отпускали тетиву.

Хук брал стрелы с широкими лезвиями: доспехи ими не пробить, зато они легко прошьют стеганый нагрудник на коне — особенно сейчас, когда кони приблизились. И поэтому стрелы летели уже не в небо, ослабевая в полете, а с каждым разом все ниже над землей, прямо в грудь скачущим коням. На миг Хуку показалось, будто от стрел нет никакого проку, как вдруг какой-то конь споткнулся и упал, утянув в грязь всадника с копьем. Неистовое ржание коня смешивалось с воплями латника, прижатого к земле лошадиным телом, сзади на них наскочил еще один конь — и второй всадник, выбитый из седла, перелетел через конскую голову. Хук вновь натянул тетиву, выбрал цель — крупного жеребца с лохматыми щетками над копытом — и всадил стрелу ему в бок, рядом с подпругой седла. Жеребец шарахнулся в сторону, сбивая с ног ближайшего коня, а следующая стрела Хука уже зарывалась по самое оперение в очередной конский нагрудник. Вопли, топот копыт, звон тетивы — не меньше дюжины коней уже бились на земле. Одни силились встать на ноги, другие взбивали копытами грязь, на которую лилась кровь из вскрытых артерий. Уилл из Дейла всадил узкую стрелу в горло какому-то латнику, того ударом откинуло назад, затем швырнуло на переднюю луку, опущенное копье француза уперлось наконечником в борозду и выдернуло всадника из седла. Жеребец с белыми от бешенства глазами, мелькнувшими сквозь железную защиту на морде, поскакал дальше, утаскивая за собой застрявшего в стремени седока, и вдруг, получив стрелу в глаз, завалился на бок, сбив с ног еще двух коней.

Лучники стреляли быстро. Для всадников расстояние было коротким, однако вязкая грязь замедляла бег, и за минуту, пока французы доскакали до правого фланга английского строя, стрелки успели выпустить больше четырех тысяч стрел. В коней стреляли только те, кто стоял в первых рядах, остальные не видели поля из-за спин передних и продолжали стрелять навесом, посылая стрелы в пеших латников.

Чей-то обезумевший жеребец, из распоротого брюха которого лилась кровь, шарахнулся назад и ринулся в центр французского войска, где стояли латники, за ним в панике понеслись другие. Кто-то из тех латников, кому путь перегородили конские трупы и корчащиеся на земле тела, сдержал лошадь — и стал легкой мишенью для лучников: стрелы вонзались в коней, как топор мясника в тушу, отовсюду неслось ржание, всадники натягивали поводья.

И все же несколько коней доскакали до английского строя.

— Назад! — раздался крик сентенаров. — Назад!

Первые ряды лучников отступили назад, за колья, не прекращая стрельбы. Хук подхватил горсть стрел с тонким наконечником и пустил одну в латника. Тяжелая дубовая стрела, пущенная с двадцати шагов, ударилась жалом о доспех и отскочила. Хук выстрелил снова, на сей раз в коня.

И в этот миг французы обрушились на правый фланг англичан.

Правда, опущенные забрала перекрывали обзор, кони в стальных наглавниках не видели ничего вокруг. И французы, наскочив на правый фланг, в действительности наскочили лишь на колья. Первый жеребец, которому кол вонзился в грудь, жалобно заржал, полилась кровь. Всадник, мало что видя сквозь шлем, пытался пронзить копьем пустой воздух. Во всадника и коня летели стрелы, оба извивались от боли, не прекращался вопль. Какой-то конь сумел пробраться сквозь первый ряд кольев, но при виде второго дернулся в сторону и, поскользнувшись в липкой жиже, полетел на землю вместе с латником.

— Мой! — крикнул Томас Эвелголд, бросаясь вперед с алебардой наперевес.

Размахнувшись, он ударил свинцовым молотом по шлему латника, затем опустился на колени, откинул забрало и всадил кинжал в глаз врагу. Латник дернулся и затих. Конь попытался было встать на ноги, но Эвелголд оглушил его алебардой, затем перехватил древко и ударом лезвия разрубил наглавник вместе с черепом.

— Оттесняйте врага назад! — скомандовал сентенар.

Нападение французов закончилось провалом. Конники, призванные разогнать стрелков, гибли от английских стрел, а колья удерживали на расстоянии тех, кто уцелел. Кое-то из латников уже скакал к своим, преследуемый дождем стрел. Оставшиеся без всадников лошади, обезумев от боли, бросались назад, сминая французский строй. Какой-то латник, демонстрируя чудеса смелости, отбросил копье и с мечом наголо попытался провести коня между кольями. Но пронзенный стрелами конь рухнул на колени, а тонкая стрела, пущенная меньше чем с десяти шагов, насквозь прошила кирасу всадника, который так и остался сидеть, свесив мертвую голову, верхом на подыхающем коне — на потеху английским лучникам.

Страх, к удивлению Хука, куда-то пропал, в жилах бурлило возбуждение, в мозгу неотступно звенел тонкий пронзительный голос. Вернувшись к врытому в землю колу, Хук подхватил стрелу. Всадников удалось отбросить, но главное нападение французов еще только готовилось. Враг приближался пешком — закованный в латы воин не так уязвим, как конь. Поверх голов развевались яркие знамена, но выстроиться ровно французам не удавалось: на их ряды то и дело в панике кидались раненые кони. Кто-то из латников падал под копыта, кто-то пытался восстановить нарушенный строй. Войско шло медленно, спотыкаясь и оскальзываясь на неровной земле. Хук выбирал цель, натягивал тетиву и выпускал стрелы одну за другой, пеньковая струна шла за рукой с обманчивой легкостью. Вокруг него теснились другие лучники, пробивающиеся в первые ряды, чтобы целить во французов.

А враг все шел на английский строй, где стоял король с латниками. Обезумевшие кони то и дело сминали шеренги французов, английские стрелы находили свою цель — и все же враг приближался. В первых рядах держались высшие сановники Франции, над головами которых развевались кичливые знамена. Восемь тысяч пеших латников шли биться с девятью сотнями.

И тогда выстрелила французская пушка.

Мелисанда молилась. Вместо слов выходил отчаянный безмолвный плач — мольба о помощи, возносимая в серое небо, от которого не исходило никакого утешения.

Обозные телеги, место которых было рядом с армией на плато, по большей части остались внизу, у деревушки Мезонсель, где король провел часть ночи перед битвой. При королевских повозках стояли в охране десяток латников и двадцать лучников, слишком больные или увечные, чтобы выйти на битву. Мелисанду привел к обозу отец Кристофер. Он сказал, что там ей будет безопаснее, чем рядом с полем битвы. Священник не забыл написать на ее лбу загадочные буквы «IHC Nazar».