Бернард Корнуэлл - Столетняя война

— Алебарду!

Оруженосец вложил древко ему в руку.

Теперь можно было сражаться.

В голову сэру Джону ударилось копье. На его шлеме не было забрала, и француз решил выбить противнику глаза, но острие лишь скользнуло по стали. Сэр Джон, шагнув вперед, коротко вскинул алебарду и рассек французу шлем. Враг свалился в грязь, к другим таким же, и сэр Джон для надежности двинул в каждый шлем молотом, торчащим на обухе алебарды. Прежний латник, пронзенный копьем сэра Джона, попытался встать, но командующий тут же рубанул его прикрытую кирасой спину и крикнул оруженосцу:

— Открой ему забрало, убей!

Покрепче упершись ногами в землю, сэр Джон принялся разить врагов.

Враги уже мешали сами себе. Первые ряды французов валялись в крови, и следующим приходилось перелезать через мешанину тел и брошенного оружия. В другое время такая преграда мало кого задержала бы, но сейчас сзади напирали, и латников, карабкающихся через трупы, уже ждали английские булавы, копья и алебарды.

— Бей врага! — взревел сэр Джон. — Бей! Убивай!

Доспехи на плечах, оружие в руке — он вновь ощутил восторг битвы: восторг быть неистовым, грозным и непобедимым. Тяжелый молот на обухе делал свое дело.

Пусть он не годился пробивать латы, зато чтобы оглушить или изувечить врага, хватало одного удара.

Сэру Джону, с его молниеносной стремительностью, теперь казалось, что французы движутся невыносимо медленно. Он успевал следить сразу за тремя-четырьмя и, выбирая одного, уже знал, как убьет двух следующих. Враги подступали, он кожей ощущал их страх. Булавы, топоры и мечи французов оказывались бесполезными: теснимые задними шеренгами, латники валились на тела убитых, прямо под удары англичан. Трупов собралось уже столько, что сэру Джону пришлось перебраться через тела, и теперь англичане атаковали французов — девять сотен шли против восьми тысяч, но эти девять сотен спокойно шагали, где удобно, никем не теснимые в спину.

Француз в заляпанных грязью латах, когда-то начищенных до серебряного блеска, метнулся с мечом на сэра Джона, но клинок лишь бессильно скользнул по закрытой набедренником ноге. Латник слева от командующего ударил в сияющий вражеский шлем молотом, отчего француз рухнул, как забитый бык, а сэр Джон уже вонзал копейный наконечник алебарды в лицо следующего врага, на накидке которого красовался сноп пшеницы. Острие, пройдя через забрало, вонзилось в зубы и нёбо, тело в это время толкнули сзади, пронзенная голова задралась кверху. Сэр Джон, оставив добивать жертву латнику, ударил алебардой по чьему-то закрытому шлему, увенчанному перьями.

— Ну, ко мне, выродки! — крикнул он с хохотом. — Жду!

Он даже не задумался, что кое-кто из французов жаждет прославиться убийством или пленением самого сэра Джона Корнуолла. Он видел лишь врагов, с которыми злую шутку сыграла раскисшая земля и их собственные забрала, так как сквозь них невозможно было разглядеть преграду. Короткие удары алебарды укладывали наземь подступающих французов, увеличивая преграду для следующих.

— Держитесь плотнее! — крикнул своим сэр Джон, бросив взгляд на латника по левую руку и на сэра Уильяма, неотступно держащегося справа.

Плечом к плечу, чтобы враг не прорвал строя, латники сэра Джона, уже переступив через первые ряды французов, дрались так, как он их учил. Вторая шеренга англичан шла позади, поднимая вражеские забрала и приканчивая раненых ударом кинжала в глаз или в рот, чтобы упавшие не пытались достать противника с земли. Французы при виде клинка извивались в грязи, пытаясь увернуться от удара, и умирали в судорогах, а новые латники все подступали под молоты, топоры и копья. Уже не опасаясь стрел, кое-кто из врагов поднял забрала — и ближайший француз получил в лицо алебардой от сэра Джона, который, провернув копейное жало в глазнице, вырвал окровавленный клинок и теперь краем глаза следил, как латник, мечась в дикой предсмертной боли, валится под ноги другим, мешая французам подступать ближе. Сэр Уильям Портер бил копьем в лица врагов, одним ударом сшибая их с ног и оставляя доканчивать дело соседнему латнику, орудующему боевым молотом. Обычно спокойный и серьезный, сэр Уильям теперь рычал и ревел.

— Клянусь, Уильям! Вот где наслаждение! — крикнул сэр Джон.

Шум не прекращался — сталь грохотала о сталь, вопли сливались с боевыми кличами. Сваленные грудами французские трупы мешали врагу атаковать. Любой перебравшийся через тела неминуемо натыкался на английские мечи и копья. Сэр Джон в поиске твердой опоры, сам того не заметив, ступил правой ногой на шлем раненого француза. Забрало погрузилось в грязь, вязкая жижа хлынула внутрь шлема, француз с хрипом дернулся и замер. Сэр Джон, глумясь, призвал врагов подойти ближе и тут же сам шагнул вперед, вожделея смерти и крови.

— Бей их! Бей!

Он с новой силой обрушился на французский строй, прорубая место для своих латников и разя врагов с молниеносностью, снискавшей ему славу самого грозного турнирного бойца в Европе. Копейным жалом алебарды он пронзал набрюшники, прикрывающие пах, а когда враг с воплем сгибался от боли, обрушивал на него топор или молот и оставлял француза латникам, милостиво дарующим смерть упавшим врагам. Удары, успевающие задеть доспехи самого сэра Джона, были редкими и слабыми, лишь раз кто-то из французов чуть было не обрушил на него алебарду, но переломившееся древко спасло командующего от удара. Разразившись боевым кличем, сэр Джон рубанул француза алебардой по ногам, метя лезвием в наколенник. Француз, уже падая, в ответ попытался достать врага остатком древка, но сэр Джон ударил молотком по вражескому шлему — и сталь не выдержала, из-за забрала брызнула кровавая жижа. Стараниями сэра Джона и его латников разрыв в рядах французов углублялся, все больше трупов ложилось под ноги англичан.

Сэр Джон, увлеченный битвой, не видел, как слева от него замертво упал герцог Йоркский.

При начале наступления французы в первую очередь ударили в авангард англичан и, потеряв сотню латников, добрались до отряда короля Генриха. Шедший в первых рядах Жильбер, мессир де Ланферель краем глаза заметил, как слева от него английский строй отступил от первого удара, однако герцог Йоркский с отрядом стояли на месте, орудуя копьями. Ланферель отклонился, пропуская чей-то копейный наконечник, скользнувший по кирасе, — и ударил копьем в ближайшее лицо, не защищенное забралом.

— Ланферель! — крикнул он. Англичане должны знать своего противника. — Ланферель!

Отбив вражеское копье, он скинул с плеча булаву и принялся разить ею направо и налево. Здесь, на поле битвы, было не до турнирных учтивостей и фехтовальных изяществ. Здесь оставалось сечь и рубить, убивать и ранить, сея ужас среди врагов. Ланферель обрушил шипастую булаву на герцогского латника, раздробив шлем вместе с черепом, следующего врага отбросил назад — и справа увидел герцога, совсем близко, но прежде пришлось обернуться и убить нападавшего слева англичанина.