Борис Акунин - Счастливая Россия

У меня сложилось глубокое убеждение, что именно неизменность государственного фундамента, созданного в XV столетии Иваном Третьим, и является главной причиной недугов России.

Что же это за основа?

Для того чтобы понять ее логическую сущность, нужно представить себя на месте великого князя Ивана Васильевича, который, взойдя на престол в 1462 году, должен был решить задачу создания независимой державы – дела нового и небывалого. Русские давно забыли, что это такое – государственная независимость, да, собственно, никогда этой наукой и не владели, ибо давний опыт раннефеодального протогосударственного образования «Киевская Русь», воспоминание о котором сохранилось в немногочисленных летописях, в условиях сильно изменившегося мира, пригодиться не мог.

Учиться технологиям государственного строительства Иван мог только у соседей, а здесь особенного выбора не наблюдалось. На Запад было лучше не смотреть – разве что из соображений «действовать от противного». Будущие европейские державы – Франция, Англия, Испания, Германия, Италия – еще не прошли через период объединения и были терзаемы внутренними раздорами. Польско-литовский конгломерат после первого энергичного подъема, приведшего к Грюнвальдской победе (1410), ослабел и переживал тяжелый кризис. Былой образец для подражания, Византийская империя, только что рухнула под натиском турецких мусульман.

Зато рядом существовала Орда, внутренний механизм которой Ивану был отлично известен, поскольку Русь была частью татарской державы в течение двухсот с лишним лет. Московские правители, собственно, и поднялись над остальными русскими князьями лишь из-за традиционно хороших отношений с татарами – как распорядители, назначенные следить за сбором ордынской дани. Со временем эти вороватые и льстивые приказчики, у которых значительная часть хозяйских денег прилипала к рукам, сделались богаче и могущественней ханов, однако по-прежнему, по привычке, смотрели на них снизу вверх и, как это бывает у слуг, мечтали тоже жить «по-господски» – то есть на ордынский манер.

В культурном и политическом отношении Иван Васильевич был гораздо ближе к татарам, чем к европейцам. При дворе его отца Василия Темного, большого татарофила, существовала мода на все ордынское: московские вельможи одевались по-татарски, брили головы по-татарски, а татарский язык был языком светского общения – как в последующие времена французский. Самыми надежными помощниками великого князя были татарские царевичи и мурзы, перешедшие на службу к богатому московскому двору. Символично, что главная регалия российского самодержавия, так называемая «шапка Мономаха», не имеет никакого отношения к византийскому императору Мономаху, а была прислана в подарок из Орды (вероятно, от хана Узбека верному вассалу Ивану Калите). История с шапкой Мономаха выразительно передает самое суть российской монархии: объявляя себя преемницей великой Византии, фактически она будет наследницей «великой Чингисхании», стремясь распространиться на всю территорию бывшей монгольской империи. (Как известно, к началу XX века, когда в зону российского влияния попала часть Китая, это уже почти удалось.)

Что же такое представляет собой ордынская модель, взятая на вооружение Иваном Третьим, объединителем русских земель и отцом-основателем российской государственности?

Прежде чем я перечислю основные параметры этой конструкции, следует сказать, что выбор, сделанный великим государем, для своего времени был весьма неплох – тем более что к XV веку чингисханова постройка сильно обветшала и Иван постарался в меру своего разумения исправить некоторые ее недостатки. На протяжении долгого правления Ивана Васильевича и еще некоторое время после его смерти у Руси не было оснований сомневаться в правильности сделанного выбора: первые лет сто «ордынский» порядок неплохо держал страну, помогал ей одерживать победу за победой и за это время успел пустить такие цепкие корни, что выкорчевать их потом стало невозможно – а вернее сказать, никто особенно и не пытался.

Проблема в том, что система, удачно работавшая в соседстве с раздробленной средневековой Европой и слабой Степью, оказалась архаичной и малоэффективной в условиях культурной, идейной, технической, научной, промышленной, социальной революции, начавшейся с Возрождения и затем все более набиравшей обороты, так что России постоянно приходилось догонять Европу и не успевать за ней.

Я выделяю восемь основных признаков российской государственности, которые являются генетически «ордынскими». Давайте посмотрим, как эти несущие опоры проявляли себя под натиском исторических испытаний.

1. «Ордынская» держава предельно жестко централизована.Все сколько-нибудь важные решения – административные, экономические, культурно-политические, идеологические – принимаются в «ханской ставке» или должны быть ею санкционированы. С одной стороны, такой порядок упрощает и ускоряет мобилизационные механизмы, что не раз помогало России в моменты тяжких испытаний – войн, эпидемий, катастрофических неурожаев. В то же время необходимость постоянно, иногда даже в пустяках, оглядываться на Центр – особенно в условиях огромных российских просторов и неразвитых коммуникаций – парализует или во всяком случае сильно замедляет повседневную административную жизнь страны. Иными словами, подобная централизованность полезна в кризисных ситуациях, но вредна в нормальной обстановке.

2. Фигура носителя верховной власти сакральна.Даже самое церковь в своей духовно-идеологической деятельности должна повиноваться воле «хана». Он – высший и, в общем, единственный источник государственной воли, навершие всей властной пирамиды, которая без этого наконечника не имеет смысла.

Пиетет перед высшей властью хорошо обеспечивает политическую стабильность; государство такого типа меньше подвержено всякого рода внутренним потрясениям – и это, разумеется, благо. Однако в вознесении правителя на недосягаемую высоту есть и серьезные риски, поскольку это живой человек, способный ошибаться. В династической монархии государь к тому же обычно получает корону не благодаря своим дарованиям, а по праву рождения, то есть оказывается наверху по воле случая. При неограниченной власти любая личная слабость «хана», его физическое или психическое нездоровье способны привести страну к катастрофе. В нашей истории множество тому примеров, и последний развернулся всего двадцать лет назад, на наших с вами глазах: Николай II, далеко не худший из российских самодержцев, оказался слишком слаб для того, чтобы удержать государственный корабль на плаву в жестких условиях XX века, да еще во время сильной бури.