Александр Прозоров - Соломея и Кудеяр

– Если дальше вниз по реке двинутся, воевода, – вышел из избы еще один молодой воин, но с черной бородкой и в войлочном поддоспешнике, – то наверняка от старицы к югу отвернут. Ночевать в деревнях не станут, забоятся. Поймаем ведь. Им еще засветло надобно с путей торных отойти.

– В Жуковке они, служивые, в Жуковке! – опять взвыл малец. – Выручайте!

– Да нет их уже там, пацан, – поморщился второй воин. – Пока ты скакал, разорили ужо и дальше двинулись. Перехватывать их надобно, а не по следам, ровно псы гончие, носиться.

– Коли с добычей, быстро идти не смогут, – задумчиво покачал головой Кудеяр. – В набег налегке помчатся, обозы же с добром награбленным и полон сразу в степь попытаются увести. А для сего самый путь удобный не через старицу, а вдоль Любки и к Серому броду. Оку перейдут, расслабятся. Решат, что обошлось… Зови лошадей с выпаса, Дербыш. Одвуконь пойдем, налегке. Броню и припас навьючивайте, сами в седла. Давай!

Молодой воевода похлопал помощника по плечу и ушел обратно в избу. Дербыш же сунул пальцы в рот и несколько раз протяжно, залихватски свистнул. Вскорости ему ответил двойной свист со стороны заливных лугов. Порубежник удовлетворенно кивнул и тоже отправился в дом.

Вскоре двор заставы наполнился суетой. На пригнанных с выпаса лошадей легко одетые воины набрасывали потники, клали седла; на иных навьючивали скатки и мешки, набрасывали чересседельные сумки.

Почти все порубежники были молоды, не более тридцати годов. Половина – и вовсе еще безусые юнцы. Однако трудились все быстро и слаженно, занимаясь явно привычным, повседневным делом. Вроде как и не спешил никто – но уже через час после известия о татарском набеге порубежная рать из трех десятков боярских детей и холопов уже выехала из ворот к ближнему броду. Все они скакали налегке, лишь опоясанные саблями. И потому отдохнувшие лошади шли ходко, на рысях, словно вовсе не замечая всадников на своих спинах.

Южный берег Оки на первый взгляд мало чем отличался от северного – те же леса, перемежающиеся обширными полянами, те же овраги и болотины, те же птицы в небе и тот же горьковато-пряный запах, словно от недавнего пала. Однако отличие имелось. Если на северной стороне реки стоял лес, местами разрываемый лугами, то на юге – уже луга разделялись пусть еще обширными, но не сплошными борами и перелесками. И потому между собой порубежники эту сторону называли чуждым русскому уху названием: «степь».

Именно отсюда, из степных глубин, то и дело возникали тати и душегубы, приходящие грабить русские земли, и именно туда они увозили украденное добро и туда угоняли взятый в деревнях полон… Если, конечно, мимо порубежной стражи просочиться получалось.

Получалось же сие отнюдь не часто.

Здешняя лесистая степь только казалась свободной для пути в любом направлении. Коли не знать дороги, то запросто можно забрести на луговину, с двух-трех сторон окруженную болотом, или наскочить на овраг, в котором и пешему, перебираясь, недолго ноги переломать али оказаться на пути, вдоль которого на много верст ни реки, ни родника не встретишь, – а без воды ведь ни зверю, ни человеку далеко не уйти. Есть же, наоборот, места удобные, где и водопои чистые каждые десять верст встречаются, и боры по пути есть сухие, валежником богатые, и дорога ровная – иди да иди.

Вот на таких путях обозы или рати ловить и надобно…

Кудеяр за несколько лет окрестные земли успел изучить чуть не до каждого кустика и потому скакал уверенно, без колебаний направляя гнедую кобылку на, казалось бы, непролазные заросли, – и те расступались, открывая воинам узкие тропинки, либо сворачивал в овраг – и там обнаруживался пологий склон, либо уверенно пересекал топкие вязи – и под подковами обнаруживалась не трясина, а мелко дрожащая гать.

Через три часа воевода спешился на поросшей васильками поляне, вытянувшейся вдоль ивовых зарослей, и громко скомандовал:

– Привал! Духаня, возьми двух холопов и к протоке в дозор. Разъезд татарский появится, сойкой крикните и сразу таитесь. Нам раньше времени выдать себя нельзя. Алай, коней на выпас на левую сторону отгони, тамошний луг от протоки не видно. Костров не разводить! Так отдыхайте. Татары с обозом идут, им сюда за день не добраться. Разве к полудню завтра прибредут. Да и то вряд ли…

Воины сняли с лошадей седла и груз, расстелили на траве кошмы, попоны или шкуры – кто с чем в исполчение пришел. Кто-то достал себе из припасов краюху хлеба, кто-то – кусок копченого мяса, несколько порубежников взялись править клинки, но большинство просто растянулись во весь рост, греясь на солнышке.

Даже в ратной службе имелись свои маленькие радости. Ты спишь, а жалованье казна начисляет.

Вечер и ночь прошли спокойно, а с первыми лучами солнца воины облачились в толстые стеганые или войлочные поддоспешники – это уж кому как больше нравится, поверх них надели броню – кто сверкающие, начищенные песком кольчуги, кто колонтари, набранные из маленьких железных пластинок и потому похожие на рыбью чешую, кто юшманы – в каковых пластины были очень большими, всего шесть штук на всю грудь помещалось. Головы молодых мужчин украсили остроконечные шлемы, пояса оттянули сабли, топорики и шестоперы. Некоторые из них тихо молились, другие откровенно скучали. Но молчали все – таков был строгий воеводский приказ. Отдохнувшие за ночь боевые кони перебирали копытами, стоя под седлом, – тоже дожидались своего часа. И, словно понимая всю важность скрытности, тоже молчали.

Опытный Кудеяр оказался прав – сойки раскричались и тут же затихли, едва солнце перевалило зенит.

– По коням… – тихо распорядился воевода, самолично затянул обе подпруги своего седла и взметнулся кобыле на спину. Перехватил удобнее рогатину, украшенную под наконечником тремя лисьими хвостами.

Порубежники последовали его примеру.

Еще немного ожидания – ивовые ветки затряслись, на поляну выбрались дозорные.

– Прошел разъезд, боярин! – выдохнул Духаня, отирая пот со лба. – Уже и обоз слышно, эвон как колеса скрипят. Вестимо, до упора возки нагрузили, ступицы трещат.

– В седло! – приказал ему воевода и тронул пятками бока кобылки.

Лошадь двинулась вперед, раздвигая грудью ветви. Две сотни шагов, всего полста саженей – и Кудеяр выехал на край еще одного луга, пахнущего тиной и пылью – обычный запах пересохшего к осени мелкого болотца. В ста саженях впереди так же неспешно, даже устало, ползли вдоль самого речного берега темные татарские всадники: стеганые ватные халаты, меховые шапки, обветрившиеся древки пик. Последние два-три дня, понятно, случились у разбойников насыщенными, и даже выносливые степные скакуны сейчас еле переставляли ноги.