Светлана Лыжина - Любимый ученик Мехмед

Судя по внешнему виду и имени, Шихаб ад-Дин являлся персом и оставался в Персии хотя бы первые двенадцать лет жизни, потому что не забыл язык и обычаи своего народа, но ничего определённого Мехмед не знал. Евнух не стремился рассказывать, когда и почему стал евнухом.

Разумеется, султан спросил у Заганоса, ведь тот знал про своего «друга» всё, но визир ответил уклончиво:

— Это совсем не приятная история, мой повелитель. Лучше я поведаю её тебе, когда ты станешь взрослее, чтобы она принесла тебе меньше огорчения.

По глазам визира было видно, что и самого Заганоса она огорчает, поэтому Мехмед согласился подождать и знал лишь, что в итоге Шихаб ад-Дин оказался при турецком дворе, сумел выслужиться, возвыситься и теперь именовался Шехабеддином-пашой, то есть на турецкий лад.

Правда, выглядел евнух-перс не так, как большинство пашей. Два длиннополых кафтана из тяжёлых дорогих тканей, одетые один поверх другого, не могли скрыть тонкую фигуру, а белый тюрбан не скрывал того, что Шехабеддин по персидскому обычаю носил длинные волосы — тёмные волнистые пряди спускались до самых плеч.

Очень часто случалось, что Заганос-паша приходил в личные покои Мехмеда, чтобы сделать устный доклад, а «друг» под неким предлогом приходил тоже, оказывался рядом с Заганосом, и тогда двенадцатилетний султан начинал чувствовать себя неловко.

Лицо Шехабеддина-паши — безусое и безбородое, как у многих евнухов — отличалось тонкими благородными чертами. Оно могло считаться красивым, но Мехмед очень боялся показать, что смотрит на этого человека с удовольствием. Смотреть в присутствии Заганоса на его красивого друга казалось приятно, но так же стыдно, как смотреть на чужую жену, и в то же время хотелось смотреть. Впрочем, на Заганоса малолетний султан тоже смотрел — смотрел, чтобы понять, почему визир «дружит» с этим евнухом.

Мехмеду было всего двенадцать, но он уже вполне понимал, в чём состоят интересы мужчин, поэтому удивлялся. Как может мужчина дружить с евнухом, если это и впрямь дружба? О чём этим двоим беседовать? О государственных делах? Но подобные разговоры казались мальчику скучными. «Друг это такой человек, с которым можно проводить целые дни, и не надоест, — рассуждал Мехмед. — Но как эти двое могут целыми днями говорить только о делах?»

Возможно, Заганос и Шехабеддин говорили также о поэзии, но и тут мальчик плохо представлял себе их беседу, потому что в то время знал лишь стихи о прекрасных женщинах и девушках. «Может ли евнух много знать о женщинах и девушках? — спрашивал себя Мехмед. — Даже если что-то и знает, то гораздо меньше, чем любой мужчина. Зачем Заганос дружит с ним? Может, они вместе увлекаются соколиной охотой или разведением лошадей?»

Иногда двенадцатилетнему султану хотелось прямо спросить: «Почему вы дружите?» Вот тогда и возникла догадка, которая казалась невероятной: «Неужели это и есть то самое, о чём все так не любят упоминать?»

Увы, Мехмед, хоть и назывался султаном, но по-прежнему считался ребёнком, поэтому взрослые люди говорили с ним не обо всём, а заставить он не мог — не было власти. Всё его правление сводилось к участию в дворцовых церемониях в некоторые дни, когда проходило заседание дивана, и в пятницу, когда следовало торжественно выезжать из дворца на молебен в мечеть. Отдавать приказы двенадцатилетний султан, конечно, пробовал, но «ошибочные» его приказы не исполнялись.

Более того — титул правителя вовсе не избавил Мехмеда от необходимости часами сидеть в «классе» со своими учителями, также переехавшими в Эдирне из Манисы, и на этих уроках все учителя сами решали, что рассказывать ученику-султану, а чего не рассказывать.

Как это обычно бывает, наставники не говорили как раз о том, о чём мальчик больше всего хотел знать, да ещё и делали вид, что тех вещей, о которых лучше не говорить детям, просто не существует. Такая ложь ужасно раздражала Мехмеда — особенно с тех пор, как он совершенно случайно наткнулся на поэзию странную и удивительную.

Всё случилось, когда двенадцатилетний султан читал на уроке турецкого языка разные стихи, переведённые с персидского языка, и увидел в книге стихотворение, где мужчина признавался в любви юноше.

Наверное, Мехмед даже не успел бы дочитать этот стих до конца, если б учитель турецкого — весьма старый человек — во время урока не отлучился по нужде. Характерно переминаясь, старик извинился и вышел, дав ученику задание:

— Прошу тебя — почитай пока что-нибудь, Мехмед Челеби. А я сейчас вернусь.

Мехмед всегда любил поэзию, поэтому взял в руки толстенную книгу, указанную учителем, начал открывать страницы наугад и читать, пока не попалось то необычное стихотворение. Ученик удивился, потому что привык читать про женщин и девушек, но стихотворение показалось красивым, поэтому он не прервал чтение.

Сначала у Мехмеда возникло предположение, что про любовь к юноше пишет женщина, пусть женщины и занимались стихосложением крайне редко. Однако затем начали попадаться слова, по которым стало ясно — пишет мужчина. Мехмед был потрясён! Казалось удивительным, что мужчина может любить юношу и восхищаться его глазами, локонами, тонким станом. Красота стиха манила и заставила прочитать все строки.

Захотелось перечитать ещё раз, но тут вернулся старый учитель и увидел, что ученик крайне взволнован. Мехмед рассказал, на что наткнулся, а затем спросил, откуда берутся такие стихи.

Старик смутился. Он всеми силами стремился избежать разговора, но двенадцатилетний султан так упорствовал, что наставник вроде бы сдался:

— Хорошо. Расскажу завтра, — пообещал он.

— Почему завтра? — спросил Мехмед.

— Сегодня время урока уже подходит к концу. Завтра будет время, — сказал наставник, однако на завтрашнем уроке ничего не рассказал.

— Ты обещал, что расскажешь! — возмутился Мехмед.

— Про что? — захлопал глазами старик.

— Про стихотворение из книги.

— Какое стихотворение? Мехмед Челеби, прости своего старого учителя. Память у меня совсем плохая. Всё вылетает из головы.

Сама книга никуда не делась, но найти в ней странное стихотворение Мехмед почему-то не смог, сколько ни листал. Мальчик закричал, что отказывается заниматься, пока не найдёт, и листал, листал. А оно исчезло! Учитель, наверное, отнёс книгу библиотекарям, и те удалили страницу, чуть склеив основания двух соседних страниц, чтобы не видно было, где удалённая отрезана от переплёта.

Это Мехмед понял чуть позднее, а в тот день упорно листал книгу и корил себя, что из-за небывалого волнения плохо запомнил стих. Запомнилось лишь содержание. Ах, если б удалось запомнить хоть несколько строк так, как они были написаны! Тогда мальчик процитировал бы это Заганосу-паше и Шехабеддину-паше, чтобы посмотреть на лица этих двоих. Двенадцатилетний султан сразу понял бы, насколько знакомо его советникам то, о чём говорится в стихе.