Колин Маккалоу - Битва за Рим (Венец из трав)

— Луций Цинна, умоляю тебя, напиши Гаю Марию и прикажи ему распустить своих людей или передать их под твое командование. — Лицо у Сертория было перекошенным. — Прикажи ему вести себя как частному лицу; прикажи ему распустить армию; прикажи ему вернуться в свое поместье и, подобно другим частным лицам, дожидаться там исхода событий.

— Что с тобой стряслось? — спросил Цинна, едва веря собственным ушам. — Как ты можешь говорить такие вещи? Гай Марий для нас крайне необходим! Если его войска займут передовые позиции, то мы просто не сможем потерпеть поражение.

— Луций Цинна, это Марий не сможет потерпеть поражение, я не ты! — вскричал Серторий. — Говорю тебе искренне и со всей ответственностью: если ты позволишь Гаю Марию принять участие в этой борьбе, то пожалеешь о том, что сделал. Это не будет победой Луция Цинны. И не Луций Цинна окажется во главе Рима, а Гай Марий! Я только что видел его и говорил с ним. Он стар, он ожесточен, он не в себе. Прикажи ему вернуться в его поместье как частному лицу, умоляю тебя!

— Что ты имеешь в виду, говоря, что Гай Марий «не в себе»?

— Только то, что сказал. Он сумасшедший.

— Мои агенты, которые находятся рядом с ним, утверждают нечто прямо противоположное, Квинт Серторий. Они уверяют, что Гай Марий все прекрасно организовал, как, впрочем, и всегда. Он отправился к Остии, имея великолепный план. Почему же ты говоришь, что Марий свихнулся? Он невнятно разговаривает? Бесится или бредит? Мои агенты не так близки с ним, как ты, но они наверняка бы заметили какие-то признаки помешательства. — Цинна был настроен крайне скептически.

— Он не бесится, не бредит и разговаривает внятно. Он также не забыл, как командовать армией. Но я знаю Гая Мария с семнадцати лет. И теперь я говорю тебе, что это не тот Гай Марий, которого я знал! Я же сказал: он стар, ожесточен и жаждет мести. Он совершенно одержим предсказанием Марфы. Ты не можешь доверять ему, Луций Цинна! Он покончит с тобой, как только Рим будет захвачен, и сделает это во имя собственных целей. — Серторий передохнул и продолжал: — Марий-младший просил передать тебе то же самое. Не давай его отцу никакой власти, он сумасшедший!

— Я думаю, что вы оба преувеличиваете, — заметил Цинна.

— Ошибаешься.

Цинна с сомнением покачал головой.

— Подумай, Квинт Серторий! Мне нужен Гай Марий! Если он настолько стар и утратил рассудок, как ты говоришь, то какую угрозу он может представлять для меня или Рима? Я возложу на него проконсульские полномочия и чуть позднее добьюсь, чтобы Сенат утвердил их, а затем использую его — он будет прикрывать меня с запада.

— Ты пожалеешь об этом дне!

— Ерунда, — заявил Цинна, принимаясь писать.

Серторий постоял какое-то мгновение, смотря на его склоненную голову, потом повернулся и вышел.

Получив уверения Мария в том, что он возьмет Остию и поднимется вверх по Тибру до Ватиканского поля, Цинна разделил свои силы на три группы, по десять тысяч человек в каждой, и выступил из Лабика. Первая группа, которой было приказано занять Ватиканское поле, состояла под командованием Гнея Папирия Карбона, победителя Лукании и кузена народного трибуна Карбона Арвина. Вторая группа под командованием Квинта Сертория должна была встать на Марсовом поле — это было единственное подразделение, которому предстояло находиться на римском берегу Тибра. И наконец, третья группа во главе с самим Цинной занимала северную сторону Яникула. Если бы явился Марий, ему пришлось бы подняться на южную сторону Яникула.

Тем не менее существовало одно препятствие. На вершине Яникула стоял римский гарнизон, и Гнею Октавию хватило здравого смысла набрать в городе добровольцев для усиления цитадели. Так что между армией Цинны, которая перешла реку по Мульвиеву мосту, и теми силами, что должен был привести из Остии Марий, стояла эта грозная крепость с несколькими тысячами защитников и превосходными укреплениями, отремонтированными в те времена, когда германцам так нравилось опустошать Италию.

Мощный гарнизон на дальней стороне Тибра — это еще полбеды. Появился Помпей Страбон из Пицена со своими четырьмя легионами. Они заняли позиции, не доходя до Коллинских ворот. За исключением легиона из Нолы, возглавляемого Серторием, только войска Помпея Страбона имели богатый опыт участия в боевых действиях и, таким образом, представляли главную и наиболее опасную силу. Лишь Пинцийский холм с его садами отделял Помпея Страбона от Сертория.

Шестнадцать дней Цинна сидел за укрепленным частоколом и ожидал атаки Помпея на один из трех своих лагерей. Он, естественно, предположил, что Помпей постарается уничтожить или хотя бы ослабить неприятеля до прихода Гая Мария. Но ни один из противников не двигался и не пытался что-либо предпринять.

Тем временем Марий продвигался вперед, не встречая никакого сопротивления. Подстрекаемая к этому собственным квестором, Остия распахнула ворота, едва показалась армия Мария. Знаменитого полководца приветствовали с радостью и встречали с широко открытыми объятиями, как героя. Но этот герой повел себя с жестоким безразличием и позволил своей армии, состоявшей главным образом из рабов или вольноотпущенников (это обстоятельство особенно возмутило Сертория во время его встречи с Марием), разграбить город. Марий оставался слеп и глух ко всему. Он даже не сделал попытки пресечь насилия, чинимые его разношерстным воинством. По-настоящему его занимало только одно: как перегородить устье Тибра, чтобы полностью перекрыть путь баржам с зерном и оставить Рим без снабжения.

Этот год в Центральной Италии выдался засушливым; снега на вершинах Апеннин было мало. Уровень воды в Тибре неуклонно понижался, и многие из небольших притоков высохли прежде, чем закончилось лето. В конце октября, когда все эти небольшие армии сошлись вокруг Рима, окружив его с трех сторон, все еще было очень жарко. Африканский и сицилийский урожаи уже созрели, но корабли, которые поставляли пшеницу, только начали прибывать в Остию. Зернохранилища Рима почти опустели.

Эпидемия разразилась вскоре после прибытия Помпея Страбона к Коллинским воротам и быстро распространилась среди солдат четырех его легионов, а затем и в самом городе. Все были испуганы появлением различных видов желудочной лихорадки. Однако вспышка заразной болезни вовсе не было странной, поскольку солдаты Помпея Страбона пили исключительно грязную воду: Квинт Помпей Руф так и не успел поговорить с ними о возмутительно небрежном обустройстве санитарных мест. Когда источники и ключи в самом городе, на Виминале и Квиринале также оказались загрязнены, несколько жителей этого района явились к Помпею Страбону, чтобы упросить его привести в надлежащий порядок выгребные ямы своих легионов. Помпей Страбон не был бы Помпеем Страбоном, если бы не отослал их прочь, снабдив грубыми советами о том, что они могут делать со своими собственными экскрементами. Ухудшало положение и то, что от Мульвиева моста и Тригария берега Тибра провоняли людским дерьмом. И средств остановить распространение эпидемии не было. Три лагеря Цинны и весь город вынуждены были использовать Тибр как сточную канаву.