Эдуард Тополь - Летающий джаз

Для начала мы с Борисом пошли знакомиться с аэродромом. Летное поле уложено стальными листами с круглыми дырками, сквозь которые прорастала трава, цветы, стебли бурьяна. Отличная маскировка!..

Тут же стояли несколько «летающих крепостей». Во время войны о них ходили легенды. И, правда, самолеты выглядели внушительно — четырехмоторные бомбардировщики, каждый двигатель 1200 л. с., с экипажем одиннадцать человек. Дюжина крупнокалиберных пулеметов натыкана со всех сторон, как в реальной крепости, и запас бомб поднимает немалый — семь тонн. Судя по пробоинам в крыльях и рисункам на фюзеляжах, эти «крепости» уже не раз бомбили врага. На фюзеляжах были нарисованы маленькие свастики, каждая из которых обозначала сбитый фашистский самолет, и бомбочки, они обозначали боевые вылеты. Бомбардировщик, возле которого мы стояли, совершил сорок четыре боевых вылета и сбил восемь немецких истребителей…

Вскоре к нам подошли американцы. Один из них хорошо говорил по-русски. Он лихо справлялся с двухсторонним переводом. К тому же и мы, и американцы тут же освоили язык жестов и восклицаний “вери гуд!”, “очень хорошо!”. На фронте знакомятся быстро и легко. Рассматривая наши ордена и медали, американцы спрашивали, за что мы их получили. Узнав, что за киносъемки в тылу врага, у партизан, были поражены: “О, колоссаль!”, “Вери гуд!”.

Один из подошедших дернул меня за рукав и сделал всем понятный жест: ты — мне, я — тебе. Операция “махнем, не глядя” была на фронте весьма популярна. У меня имелся трофейный бельгийский пистолет в красивой желтой кобуре. Американец разглядывал его с большим любопытством. Потом снял с себя кожаную куртку с длинной молнией и стал совать ее мне в руки. Борис хохотал: “Меняй! Меняй!”

Я еще раньше, как только американцы подошли к нам, положил глаз на их куртки. Мне всегда до смерти хотелось иметь что-то подобное. Ведь такая куртка — мечта любого кинохроникера. Как она должна быть удобна при съемке! В мирное время (не за горами же оно, в конце концов!) эта “шкура” мне бы очень пригодилась. А пистолет трофейный, он за мной не числился, я носил его больше для форса. Так что на обмен я согласился без колебаний. Но когда американец протянул мне куртку, я увидел на спине, во всю ширь, нарисованную обнаженную девицу.

— Ну, куда ж я ее надену?! — сказал я Борису. — За мной народ хвостом потянется, меня засмеют.

Борис хохотал:

— Зато тебя будут узнавать и спереди по лицу, и сзади по куртке. Знаменитостью станешь!

Американец увидел мое сомнение и решил, наверное, что рисунок мне не понравился. Куда-то быстро сбегал и принес другую куртку. На спине этой куртки красовалась русалка с обнаженной грудью. Что за напасть! Я попытался соскрести рисунок, но американские краски крепко въелись в мягкую кожу. В результате американец все же нашел для меня кожанку без рисунка, и обмен состоялся.

Американцы располагали к себе веселым нравом и непосредственностью. Народ дружелюбный, открытый. В деле своем доки. Вообще, симпатичные парни.

Поселили нас в вагоне, стоявшем на железнодорожных путях сразу за аэродромом. В одном купе разместились мы с аппаратурой, в другом корреспондент “Правды” Петр Лидов и фотокорреспондент “Правды” Сергей Струнников. Американцы-технари жили за аэродромом в прекрасных палатках. Мы впервые увидели, чтобы во фронтовых условиях воевали с таким комфортом. В палатках складные столы, стулья, койки. Посуда из нержавейки, ложки, ножи и вилки из мельхиора — все это блестело чистотой. Каждый американец имел по несколько комплектов обмундирования — рабочее, повседневное и парадное. Для нас это было необычно…»

МОСКВА. Май 1944 года

Вот этого Он и боялся! Именно этого Он опасался всегда, еще десять лет назад! В 1934-м Он послал сотню проверенных молодых инженеров-коммунистов в США для стажировки на заводах Форда. Все — выходцы из рабочих семей, пролетарская кость. И что же? Вернувшись через два года в щегольских американских костюмах и штиблетах, что они сделали первым делом? Открыли в Москве теннисные клубы! Стали всем рассказывать о чудесах американской техники, о том, что мы отстали от США на сотню лет, и что капитализм — это не так уж плохо. Конечно, пришлось их всех отправить в ГУЛАГ.

Но тогда их было всего-то сто человек, Ежов с ними быстро справился. А теперь… Берия, Абакумов, офицеры СМЕРША, Полтавский обком партии, Политуправление 169-й авиабазы и представитель ГРУ НКГБ в ужасе от того, что происходит в Полтаве, Миргороде и Пирятине. Там настоящее братание американских и советских военных, откровенные обсуждения политической, военной и экономической ситуаций в наших странах и сексуальные связи американских, да и советских военнослужащих с местными женщинами. Сотрудники НКВД и политработники просят разрешения на принятие «особых мер чрезвычайного характера, пока эта зараза не разошлась по всей Украине».

Он с яростью забил еще один костяной шар в лузу и швырнул кий на зеленое сукно бильярдного стола. Раньше Он любил потренироваться в одиночку, когда никто не видит его высыхающую левую руку, это помогало сбросить раздражение, но теперь… Нет, не помогает… Веру Давыдову позвать или Лепешинскую?

Он взглянул на настенные часы. 18:59, пора включать Левитана. Этого еврея заменить нельзя и некем — вся страна его слушает, как бога, в его голосе какая-то особая, «сталинская» твердость и уверенность в победе, не зря Гитлер назвал его врагом рейха № 1 и назначил за его голову двести пятьдесят тысяч марок.

Он подошел к радиоприемнику, включил его, и тут же действительно какой-то особый, уникальный голос разом заполнил просторную бильярдную на первом этаже его ближней дачи в Кунцево под Москвой.

— Го-во-риит… Москва! От Советского информбюро!.. В последний час!.. В течение двадцать шестого мая на фронтах существенных изменений не произошло. В Баренцевом море нашей воздушной разведкой был обнаружен конвой противника в составе пяти транспортов, пяти миноносцев и других кораблей охранения. Авиация нашего флота произвела несколько массированных бомбово-штурмовых и торпедных ударов по судам противника. В результате этих ударов потоплено два немецких транспорта… В воздушных боях сбито десять немецких самолетов. Семь наших самолетов не вернулись на свои базы… Северо-западнее города Тирасполь происходит артиллерийско-минометная перестрелка…

Все это Он уже знал и в сердцах выключил радио. Если Он не может заменить даже Юдку Берковича Левитана, то, что Он может сделать с этими американцами и с какими-то украинскими потаскухами? «На фронтах существенных изменений не произошло». В том-то и дело, что, несмотря на все его усилия и приказы, Красная армия топчется на советской территории. Жуков, Тимошенко и все остальные командующие фронтов просят новые подкрепления, свежие дивизии — привыкли, бля, воевать количеством, а не умением! А у него нет уже резервов, нету! Россия хоть и огромна, но не бездонна, мать вашу так! Несколько сырых, только сформированных дивизий из сибирских юнцов Он не пустит под пули, с чем тогда идти на Берлин? И значит, нужно терпеть американцев, нужно ждать, когда они откроют, наконец, Второй фронт. Да, придется терпеть, придется писать Рузвельту дружеские письма и даже подкладывать американцам полтавских баб…