Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии

Она предостерегающе вскинула руку:

– Не подходи. Что о заразе слышно?

– Говорят, в Солсбери кто-то помер, но сам я не видел. А наш викарий решил, что его овцы от чумы перемерли, – усмехнулся Николас.

Агнеса решительно натянула тетиву:

– Убирайся прочь! И больше сюда не приходи.

У нее защемило сердце – пасынков она любила, как родных сыновей, но отступать было нельзя. Рука дрогнула, однако Агнеса тут же вспомнила о троих малышах и сосредоточилась.

Николас в полном недоумении уставился на нее. Если он не остановится, ей придется выпустить стрелу ему в грудь. А дальше что?

Они стояли друг против друга в напряженном молчании.

Джон подошел к Агнесе и негромко, рассудительно произнес:

– Впусти его, матушка.

– Ты обещал во всем мне повиноваться, – напомнила она.

– Впусти его, – настойчиво повторил Джон.

Агнеса замерла, не спуская глаз с Николаса. Если она сейчас пойдет на уступку, то все погибло.

Джон потянулся отобрать у мачехи лук.

– Не трогай, а то я Николаса пристрелю! – властно приказала Агнеса.

Джон поспешно отдернул руку.

– Говорят, в город хворь пришла. Если Николас заразу с собой принес, то мы все здесь помрем, – сказала Агнеса.

Джон промолчал.

– Она права, – вздохнул Николас. – Мне лучше уйти. Но я буду каждый день приходить, рассказывать, как дела идут.

Агнеса не опускала лук до тех пор, пока Николас не скрылся из виду.

Добродушное лицо Джона исказила злоба.

– Что ты наделала! – презрительно процедил он.

– Я нам всем жизнь спасла, – невозмутимо ответила Агнеса.

Первые признаки болезни у Розы де Годфруа появились на следующий день, но поначалу их никто не заметил.

Хозяйка Авонсфорда, весьма довольная принятыми мерами предосторожности, считала, что теперь-то зловещая хворь не коснется ее родных. Вечером Роза, напоив домочадцев целебным снадобьем, неожиданно побледнела и пошатнулась. Голова кружилась, пол словно уходил из-под ног. Жильбер ничего не заметил, а чуть погодя слабость прошла. Однако же через полчаса Розу охватил внезапный приступ лихорадки, но в тусклом свете свечей ни служанки, ни муж не заметили дрожи. Роза торопливо ушла в спальню.

Спустя полчаса Розу де Годфруа замутило, началась рвота. Теперь никаких сомнений не оставалось – хозяйку Авонсфорда настиг смертельный недуг.

Жильбер дремал в своем любимом кресле. У Розы было совсем немного времени, чтобы поразмыслить, как охранить домочадцев от хвори. Очевидно, не имело смысла просить их покинуть манор. Если зараза пришла в дом, то все его обитатели под угрозой.

Роза представила себе улыбчивое лицо сына, его вечно встрепанные волосы. Она так скучала по Томасу! Что ж, придется встретить смерть, не повидавшись с сыном. Ему ни в коем случае нельзя возвращаться в Авонсфорд.

Вестей из имения Уайтхитов все еще не было. Может быть, Томас уже в пути… При мысли об этом Роза вздрогнула. Надо бы предупредить мужа, послать гонца в Уайтхит, но сил не оставалось. Она закрыла глаза.

Очнулась Роза от стука копыт по брусчатке двора. Свеча у постели почти догорела. Роза испуганно приподнялась на кровати – наверняка это приехал Томас!

Она с трудом встала и, пошатываясь, подошла к окну, глядя на темный двор. Слуга распахнул дверь; пламя факела осветило стройную фигуру всадника. Роза забарабанила по оконному переплету. Лишь бы сына не впустили в дом! Она встревоженно огляделась, но тут слабость накатила снова, и Роза без чувств упала на пол.

Немного погодя дверь в спальню распахнулась, и Жильбер де Годфруа застыл на пороге, с ужасом глядя на неподвижное тело жены. Серебристые волосы Розы саваном накрыли ее лицо.

Гонец, присланный Ранульфом де Уайтхитом, объяснил:

– Ваш слуга приехал, когда хозяин был в отъезде. Ваш сын здоров, но до нас дошли вести, что в Саруме чума. Стоит ли отправлять Томаса домой?

Жильбер привел жену в чувство, уложил на кровать.

– Не посылай за сыном, – прошептала Роза.

По ее настоянию Жильбер провел ночь в зале манора, беспокойно задремав в кресле. Несколько раз он поднимался к жене, уверял ее, что она скоро выздоровеет, и заставил выпить целебного настоя мальвазии. Розу снова стошнило.

К вечеру под мышками и в паху у нее появились карбункулы – воспаленные, болезненные на ощупь бугорки, которые ночью превратились в огромные чирьи. Крики и стоны Розы разносились по всему дому. Наутро всем в Авонсфорде стало известно, что у хозяйки манора чума.

Роза из последних сил старалась успокоить мужа. Жильбер послал за капелланом, но выяснилось, что щербатый священник сбежал из деревни. Годфруа, глядя на жену, измученную смертельным недугом, вспомнил печальные строки баллады: «И от людей не жди помоги… Равно ты будешь в нашей власти…»

Он не мог и помыслить о смерти Розы.

– Господи, спаси и сохрани! – прошептал Жильбер.

Он велел принести в спальню душистые травы, денно и нощно молился, послал за священниками в Солсбери… Увы, все было напрасно. Уродливые нарывы на теле жены не исчезали. На третий день Жильбер, отчаявшись, был согласен на все.

Свои услуги предложила косоглазая кухарка Марджери Даббер. Два дня она отсиживалась на кухне, дожидаясь, пока ее позовут. В деревне она слыла умелой целительницей, о чем не раз с гордостью говорила рыцарю, но тот не обращал на нее внимания. Сейчас Марджери сама отправилась к госпоже и заявила, что сумеет избавить ее от страданий.

Обессиленная женщина посмотрела на кухарку ввалившимися глазами и наотрез отказалась.

На следующий день Розе стало хуже, и кухарку снова призвали к больной. Марджери, победоносно сверкнув косыми глазами, сказала, что знает верное средство.

– Надо взять живую лягушку и привязать ее к чирью. Лягушка весь яд высосет, – объяснила она.

– А потом что? – удивленно спросил Годфруа.

– Лягушка насосется яду да и лопнет. Тогда надо взять еще одну лягушку и…

Роза обессиленно возвела очи горе и промолчала.

Принесли лягушек, приложили их к карбункулам, но лучше от этого не стало.

– Хворь неизлечима, – изрекла Марджери, качая головой, и поспешно ушла в деревню.

Жильбер всю ночь просидел в своем излюбленном кресле, читая повесть о сэре Орфео.

Николас Масон провел день в Авонсфорде. Двух работников, потерявших сознание на пашне, отволокли по домам.

На следующее утро Николас пришел к овчарне, остановился у круга камней, известил родных, что чума пришла в Авонсфорд, а потом отправился в Солсбери – все равно заразы не избежать ни в деревне, ни в городе.

Улицы Солсбери опустели, а редкие прохожие торопливо шли, прижимая к лицу лоскуты или платки. Никто не знал, скольких человек болезнь уже скосила, но на рыночной площади Николас увидел возок с двумя трупами, направлявшийся к городским воротам. В городе царил беспорядок – мэр и олдермены, озабоченные лишь собственной безопасностью, заперлись в своих особняках.