Кэтрин Уэбб - Незаконнорожденная

– Нет!

– Но почему вы в этом так уверены? Вы приехали сразу, и я видела, в каком расстроенном состоянии ума вы тогда находились. И вы сами говорите, что не можете четко вспомнить то время и от дней, когда она исчезла, у вас в памяти остались одни темные провалы, так откуда вам знать? Откуда вам знать, что вы этого не делали?

Пташка перешла на крик, но на лице Джонатана не дрогнул ни один мускул.

– Потому, – произнес он, глядя на Пташку широко открытыми глазами, – что я сперва вырезал бы собственное сердце.

– Вы в этом уверены ? Так же твердо, как в том, что она вас любила?

Пташка затрепетала, встретившись с ним взглядом, но не отвернулась, а продолжала смотреть ему прямо в лицо. Оно казалось ей открытой книгой. Теперь, когда он не был одурманен вином или опиумом, она могла читать по этой книге совершенно свободно; и хотя Джонатан ничего не ответил, Пташка прочла в его глазах сомнение – ошибки быть не могло, оно росло, как и огонь, пожирающий его изнутри.

Я знаю, когда моя мать лжет. Джозефина Аллейн сидела в гостиной, когда к ней провели Рейчел. У матери Джонатана в руках не было ни книги, ни вышивания. Ничего, чтобы занять себя, пока она ждет. Часы на каминной полке громко тикали, отмеряя время. Рейчел заметила, что позолоченная клетка, в которой совсем недавно сидела канарейка, теперь пуста, и решила не спрашивать, куда делась ее обитательница. Абсолютная неподвижность миссис Аллейн заставила Рейчел почувствовать себя не в своей тарелке. Голубые глаза хозяйки казались ясными, спокойными и молодыми, но вместе с тем непроницаемыми. Рейчел ничего не могла прочесть в них, кроме некой особой сосредоточенности. Свечи еще не были зажжены, и бледный дневной свет скрадывал цвета мебели и драпировок – обтянутого лазоревым шелком дивана, светло-вишневых штор на окнах, зеленовато-золотистого ковра. Они выглядели более тусклыми, сероватыми. Моя мать лжет . Рейчел постаралась улыбнуться, когда подошла к миссис Аллейн и встала перед ней, но та даже не предложила ей присесть.

– Насколько мне известно, во время вашего последнего визита к моему сыну вы ходили с ним на прогулку.

Это было сказано ровным голосом, лишенным каких-либо эмоций. И снова Рейчел почувствовала, как внутренний голос словно предостерегает ее. «Это лишь из-за того, что рассказал Джонатан, за долгие годы у него накопилось столько горечи».

– Да, миссис Аллейн. Я думала, прогулка пойдет ему на пользу…

– Так это была ваша идея, а не Джонатана?

– Совершенно верно, мадам.

– Понимаю. А вы подумали над тем, насколько уместно подобное предложение? Мой сын ведь не женат…

– Зато я замужем, миссис Аллейн, и нанята вашему сыну в компаньонки.

– Для того чтобы читать ему, находясь дома, насколько я помню нашу договоренность.

– Простите меня, миссис Аллейн. Я не хотела ничего дурного. Я лишь подумала, что вашему сыну пойдут на пользу свежий воздух и смена… обстановки. Насколько я понимаю, моя роль заключается в том, чтобы его ободрять.

– Ободрять, пожалуй. Но не флиртовать с ним и не выставлять его на всеобщее посмешище.

– Каким же образом я выставила его на посмешище, миссис Аллейн? – спросила Рейчел растерянно. От обвинения она разнервничалась еще больше.

– Заставив его выйти из дома… да, заставив, потому что я не могу себе представить, чтобы он сделал это добровольно… причем в растрепанном виде и невзирая на его расшатанное здоровье. Мой сын шел под руку с женой виноторговца! Я уж не говорю об украшающих ваше лицо следах… побоев. – При этих словах она кивнула, указывая на рассеченную губу Рейчел, ранка на которой еще оставалась видна, хотя синяк почти сошел. – Я удивлена, что вы можете так спокойно разгуливать, когда ваше лицо не в порядке. И что, если бы мой сын упал или простудился? Вы представляете себе, какие это могло бы иметь для него катастрофические последствия?

Какое-то время Рейчел молчала, не зная, что ответить. Не повышая голоса, ровным тоном Джозефина Аллейн устроила ей настоящую выволочку и уязвила в самое сердце. Жена виноторговца . Ее щеки горели от обиды, но в ней уже проснулся бес противоречия.

– Простите меня, миссис Аллейн, если, играя свою роль, я слишком… увлеклась. Право, сожалею. Но мне все-таки кажется… а на самом деле я просто уверена… что прогулка сослужила мистеру Аллейну добрую службу. К тому же мы гуляли не по городу, а отправились на выгон, подальше от чужих глаз.

– Однако, прежде чем добраться до выгона, вам пришлось пройти вдоль всего Полумесяца. Вам, наверно, и в голову не приходит, как после этого на меня посмотрят соседи? Как они посмотрят на нас, то есть на меня и на моего сына? Они всегда за нами наблюдают, а потом мелют своими языками.

– Всякие… слухи и домыслы, которые злые языки распространяют о вашем сыне, наоборот, будут опровергнуты, если его увидят достаточно здоровым, чтобы выйти на прогулку. Разве не так, миссис Аллейн?

– Вас просили читать ему, миссис Уикс. Вам все ясно?

– Да, миссис Аллейн.

Джозефина Аллейн еще один долгий миг смотрела на нее спокойным взглядом, а потом моргнула и медленно отвернулась. Напряжение, повисшее в воздухе, сразу начало рассеиваться, и Рейчел вздохнула с некоторым облегчением.

– Если то, что вы сказали, правда и мой сын испытал в результате прогулки подъем сил, то я стану поощрять его чаще выходить из дома. Конечно, одетым должным образом. Но сопровождать его вам не следует, миссис Уикс, – сказала Джозефина.

– Не думаю, что он захочет пройтись один, – пробормотала Рейчел.

Джозефина бросила на нее быстрый взгляд:

– Тогда гулять с ним стану я. Или приглашу для этой цели его друзей. Разумеется, из числа джентльменов.

– Понимаю, миссис Аллейн.

– Как я могу судить по вашему тону, вы не верите, что он с ними пойдет. Вы, верно, думаете, будто имеете над моим сыном какую-то особенную власть, миссис Уикс?

– Нет, миссис Аллейн. Я не имею ни особенной власти, ни вообще власти как таковой. Единственное, что у меня есть, это… начатки доверия и дружбы.

– Доверия? Вы хотите сказать, он не испытывает доверия ко мне? К собственной матери?

– Уверена, что испытывает, мадам, – поспешно ответила Рейчел.

«Моя мать лжет», – вспомнилось ей.

– А в чем проявляется его доверие к вам? Расскажите. Он ведет с вами откровенные разговоры? О чем он с вами беседует, когда вы, вместо того чтобы ему читать, устанавливаете с ним дружеские отношения?

– Он рассказывает о жизни на войне… О том, какой ужасной она была. О том, как рос, о своем деде. – Рейчел заметила, каким холодным стал взгляд Джозефины Аллейн, и заколебалась, не уверенная, стоит ли продолжать. – А еще он рассказывает об Элис Беквит и о том, как ее потерял.