Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз

В конце концов Дэвид снова обрёл способность работать. Прошёл апрель, наступил май. А в мае события с головокружительной быстротой сменяли друг друга. Становилось всё более очевидным, что дни правительства сочтены.

Дэвиду, захваченному подготовкой к энергичной кампании, некогда было предаваться размышлениям. Он всё же урвал время, чтобы съездить в Тайнкасл на свадьбу Салли. Но больше ни одной минуты не мог выкроить для себя.

9 мая парламент был распущен, в двадцатых числах того же месяца начали намечать новых кандидатов на местах, а 30 мая происходили выборы. Главным пунктом программы Рабочей партии была национализация. Партия выпустила следующее обращение к народу:

«Положение дел в угольной промышленности настолько катастрофично, что необходимо принять меры к облегчению нищеты в угольном районе, реорганизации промышленности от начала до конца, в отношении как процессов производства, так и сбыта, и, наконец, к сокращению рабочего дня.

Если Рабочая партия составит в парламенте большинство, она национализирует копи и все минеральные богатства страны, так как это единственный способ создать удовлетворительные условия для рабочих. Это обеспечит рациональное использование каменного угля и его ценных побочных продуктов, которые теперь расточаются без пользы».

Под воззванием были подписи:

Д. Рамзей Мак Дональд.

Д. Р. Клайнс.

Герберт Моррисон.

Артур Гендерсон.

Благодаря этому воззванию и его лозунгу «национализация», Рабочая партия прошла в парламент. Дэвид на этот раз получил почти на две тысячи голосов больше, Нэджент, Беббингтон, Дэджен, Чалмерс, Клегхорн тоже собрали больше голосов, чем на всех прежних выборах. С смешанным чувством восторга и ожидания возвращался Дэвид в Лондон. Он уже видел в своём воображении, как билль об угольных копях, так давно подготовленный его партией, внесён в парламент, брошен в лицо всей оппозиции и торжественно обсуждается. Эта мысль кружила голову как вино. «Наконец-то, — твердил он мысленно, — наконец!» — И 2 июля 1929 года произошло официальное открытие сессии.

В один туманный вечер в начале осени Дэвид и Гарри Нэджент вышли из здания Палаты и остановились, разговаривая, на нижней ступени подъезда. Два с половиной месяца тому назад король произнёс тронную речь. Новые министры, принадлежавшие к Рабочей партии, целовали королевскую руку. Джим Дэджен в коротких, до колен, панталонах и эффектной треуголке с величайшей готовностью позировал перед дюжиной газетных фотографов. Премьер-министр, спешно посетивший Соединённые Штаты, прислал оттуда съезду Рабочей партии следующую телеграмму:

«Мы должны извлечь угольную промышленность из того упадка, в который привели её долгие годы косной и слепой политики».

Однако на лице Дэвида, неясно видном сквозь туман, было выражение, странно не вязавшееся с столь многообещающим началом.

Засунув руки в карманы и пряча голову в поднятый воротник пальто, он стоял с видом озабоченным и упрямо недовольным.

— Дождёмся мы в этом году билля или нет, вот что я хотел бы знать? — спрашивал он у Нэджента.

Плотнее укутывая шею шарфом, Нэджент ответил своим обычным спокойным тоном:

— Да, к декабрю, если верно то, что я слышал.

Дэвид смотрел задумчиво в мутную белизну тумана, которая как бы символизировала его настроение.

— Что же, увидим, каков будет текст билля, — сказал он со вздохом. — Но не могу понять этой проволочки. Она меня злит. Похоже на то, будто все мы слишком заняты стараниями доказать, что мы настроены конституционно, что мы вообще приличные люди, — и у нас не остаётся времени на проявление какой-либо инициативы.

— Дело тут не только во времени, — медленно возразил Нэджент. — Правительство очень многозначительно напоминает нам, что мы — в кабинете, но не у власти.

— Я уже столько раз слышал эти слова, Гарри, что я чувствую — они скоро доведут меня до могилы.

— Жаль, потому что тогда вы вряд ли попадёте в министры.

Губы Гарри чуть дрогнули улыбкой, но он сразу же снова стал серьёзен.

— Впрочем, вы правы, когда говорите, что надо выждать билля. А пока — надейтесь на лучшее.

— Буду надеяться, — угрюмо произнёс Дэвид. Наступила пауза, во время которой длинный тёмный автомобиль бесшумно подкатил к подъезду. Оба собеседника молча посмотрели на него. Из вестибюля за их спиной тотчас же вышел Беббингтон. Он поглядел на Нэджента и Дэвида со своим обычным беззаботным видом.

— Мерзкая погода, — заметил он вежливо. — Не подвезти ли вас?

Дэвид вместо ответа отрицательно покачал головой, а Нэджент сказал:

— Нет, благодарю. Мы ждём Ральстона…

Беббингтон усмехнулся с некоторой холодностью и высокомерием, слегка кивнув, сошёл по ступеням и торопливо сел в автомобиль. Шофёр укутал ему колени меховой полостью и вскочил на переднее сиденье. Машина, жужжа, скрылась в тумане.

— А любопытный автомобиль у Беббингтона, — сказал Дэвид каким-то странным тоном, словно размышляя вслух. — Это «Минерва», не правда ли? Интересно, откуда собственно он у него?

Гарри искоса посмотрел на Дэвида. Глаза его под нависшими лобными буграми приняли слегка насмешливое выражение.

— Может быть, он получил его за государственные заслуги?

— Нет, серьёзно, Гарри, — настаивал Дэвид, не улыбнувшись. — Беббингтон вечно ноет, что у него нет никаких собственных средств. И вдруг у него появился автомобиль и шофёр.

— Стоит ли об этом говорить серьёзно? — Гарри скривил губы необычной для него циничной усмешкой. — Если уж непременно хотите знать, наш приятель Беббингтон недавно вступил в Правление общества «Объединённые копи». Ну, ну, не хмурьтесь так грозно! Таких прецедентов было уже немало. Всё произошло в полном порядке, и ни вы, ни я, ни один человек не посмеет сказать ни слова.

— «Объединённые копи»! — Невольная горечь звучала в голосе Дэвида. Он посмотрел на Нэджента с внезапным возмущением. Пассивность, с которой Гарри отнёсся к этому факту, ещё усилила тревогу и недовольство Дэвида. В последнее время Нэджент стал как-то уставать, в манере его сквозило болезненное утомление, даже походка стала медленнее. То, что его не провели в кабинет министров, он принял с почти покорным равнодушием. Без сомнения, здоровье Нэджента сильно пошатнулось, и вся прежняя жизненная энергия, казалось, ушла из него. Только потому Дэвид не счёл нужным продолжать этот разговор. Когда вышел Ральстон, они заговорили о собрании Лиги демократического контроля, на котором все трое обещали сегодня быть, и зашагали в тумане по направлению к улице Виктории.

На душе у Дэвида было невесело. Сессия, начавшаяся с таким подъёмом, проходила до странности вяло, до странности похоже на все предыдущие. Часто за эти недели мысли Дэвида обращались к Слискэйлю, к рабочим, которым он обещал добиться справедливости. Он взял на себя обязательство. И вся партия в целом взяла на себя обязательство. Именно это принесло им победу на выборах. Значит, обязательство надо выполнить, хотя бы для этого понадобилось апеллировать ко всей стране. Положение в Слискэйле было так ужасно — город задавлен нищетой, среди рабочих назревало скрытое озлобление против строя, допускавшего такие бедствия, — и Дэвид всё более и более ощущал настоящую необходимость действовать. Он держал связь с рабочими, с Геддоном, Оглем и местными организациями. Он был обо всём осведомлён. Знал, что кризис не воображаемый, что он существует во всей своей мрачной реальности. Положение было отчаянное.