Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз

Он сбросил куртку и, покрепче затянув свой кожаный пояс, первым двинулся в атаку на преградивший им путь обвал.

У них не было с собой никаких инструментов, все их инструменты, сумки с провизией и фляжки с водой лежали под водой в миле отсюда. И люди принялись действовать голыми руками, очищая путь, выдирая расшатанные камни. Работали парами. Лиминг же работал за двоих. Никто из них не знал, сколько времени это длилось, они работали с таким остервенением, что забыли о времени, об израненных до крови руках. Так они работали в течение семи часов подряд и перебрались через пятнадцать ярдов обрушившейся породы. Первым выкарабкался на дорогу Лиминг.

— Ура! — завопил он, таща за собой Пата Риди.

Вслед за ними перебрались и остальные, говоря все разом, смеясь, торжествуя. Вот счастье, что они уже по ту сторону обвала. От радости они смеялись как дети. Но, пройдя ещё пятьсот ярдов, они перестали смеяться. Снова обвал, и на этот раз не щебень. Камень, твёрдый, сплошной базальт поддающийся разве только алмазному буру. А у них — ничего, кроме рук. Путь только один, и этот единственный путь заграждён. Сплошной базальт, массивный, твёрдый как скала. И голые, израненные до крови руки. Наступило молчание. Долгое, леденящее молчание.

— Ну что ж, ребята, — сказал Роберт с деланной весёлостью, — не так уж далеко мы от старой шахты. За нами придут. Придётся ждать здесь. Рано или поздно до нас непременно доберутся. Ничего не остаётся, как сесть на корточки и стучать. И не падать духом.

Все сели. Гарри Брэйс, прикорнувший у самой стены, подобрал тяжёлый кусок базальта и начал колотить им о поверхность камня, выбивая что-то вроде барабанной дроби. Он рассчитывал, что спасающие услышат стук. Время от времени он испускал долгий и громкий крик. Так они сидели и ждали глубоко под землёй, в заброшенном отвале, на расстоянии четверти мили от старой шахты. Стучали, кричали — и ждали.

В это утро, часов около шести, Ричарда Барраса разбудил лёгкий стук в дверь его спальни. Стук продолжался уже некоторое время. Баррас крикнул:

— Кто там?

Из-за двери донёсся голос тётушки Кэрри, робкий и испуганный.

— Я не стала бы вас беспокоить, Ричард, но пришёл помощник смотрителя с рудника. Он непременно хочет вас видеть.

У тёти Кэрри не хватило духу повторить то, что прямо, без обиняков сказал Гудспет… Пускай он сам сообщит Ричарду жуткую весть.

Ричард оделся и сошёл вниз: он обычно вставал почти в этот час.

— Доброе утро, Гудспет. — Ему бросилось в глаза, что Гудспет полуодет и страшно взволнован. Видно было, что он бежал всю дорогу. И Гудспет тотчас же выпалил:

— Мистер Баррас, в обеих главных шахтах вода залила все этажи. Клеть нельзя спустить ниже пласта «Файв-Квотерс».

Жуткая пауза.

— Так. — Это было сказано машинально, с спокойствием автомата.

— Вся первая смена находится в «Глобе» и «Парадизе». — Обычно спокойный голос Гудспета теперь дрожал. — Мы не можем до них добраться. Ни один не поднялся наверх.

Баррас внимательно наблюдал Гудспета:

— Сколько человек в смене? — спросил он все с той же механической чёткостью.

— Человек сто взрослых и мальчиков, точно не знаю, но около того. Меня только пять минут тому назад подняли с постели, за мной прибежал один из ламповщиков, я его послал к мистеру Армстронгу, а сам, как можно скорее, помчался сюда.

Ричард не медлил дольше. Шесть минут спустя они были уже во дворе конторы. Ламповщик Джимми, старший рабочий-рукоятчик, его помощники, табельщик Козенс стояли кружком, молчаливые, испуганные.

Когда подъехал Баррас, старший рабочий сказал:

— Мистер Армстронг только что пришёл, сэр. Он наверху, у подъёмника.

Баррас сказал Гудспету:

— Сходи за ним.

Гудспет побежал по лестнице наверх, в помещение подъёмника. А Баррас тем временем вошёл в контору, где круглые часы на стене над камином показывали четверть седьмого. В ту минуту, когда он вошёл в пустую контору, зазвонил телефон из шахты. Он тотчас схватил трубку и сказал своим обычным, сухим и невыразительным голосом:

— Алло, алло.

Ему ответил голос Роберта Фенвнка из Скаппер-Флетс. То был зов людей, погребённых под землёй, и когда разговор прервался, Баррас ощупью, как слепой, повесил трубку на место. Но затем овладел собой, снова выпятил грудь. Через минуту вошли Армстронг и Гудспет.

— Ну, мистер Армстронг, — начал сразу Баррас властным тоном, — расскажите всё, что знаете.

Армстронг заговорил как-то принуждённо. Он говорил минуты две, и всё это время его не покидала мысль: «если плохо кончится, то и службе моей конец». Щека под одним глазом у него задёргалась, и, чтобы скрыть это, он заслонил рукой лицо.

— Так, — сказал Баррас. И потом отрывисто: — Позвоните мистеру Дженнингсу.

— Я послал за ним Сола Пикингса, мистер Баррас, — поторопился ответить Армстронг. — Это было первое, что я сделал. Ждём его с минуты на минуту.

— Вот это вы хорошо сделали, — сказал Баррас с довольным выражением. Он в совершенстве владел собой, и под влиянием его спокойно-авторитетного тона Армстронг и Гудспет приободрились. В особенности первый.

Баррас продолжал:

— Пойдите к телефону, мистер Армстронг. Сейчас же. Позвоните Риггеру и Хедстоку в Тайнкасл, братьям Гендерсон в Ситон, позвоните в Объединённую Компанию угольных копей и фирме Хортон, а главное — мистеру Проберту, и от моего имени сообщите им о положении на нашем руднике. Просите помощи. Скажите, что нам нужны все виды помощи. Нам понадобятся копры, насосы все электрическое оборудование, какое они могут нам дать. Просите в Тайнкасле главным образом паровые лебёдки. Пусть Объединённая Компания пошлёт нам спасательный отряд — всех свободных людей, какие у неё имеются. Скорее, пожалуйста, мистер Армстронг.

Армстронг побежал телефонировать из своей конторы. Баррас обратился к Гудспету:

— Возьмите десять человек и идите в старую шахту Скаппера. Осмотрите все. Как можно скорее и тщательнее. Выясните, насколько возможно, состояние этой шахты. Потом бегите обратно сюда.

Когда Гудспет вышел, появился мистер Дженнингс. Инспектор копей был топорный, плотный, краснолицый мужчина с весёлыми и энергичными манерами. Все знали, что «Дженнингс не потерпит никаких глупостей»; в нём не было тупой догматичности и чувствовался сильный характер. Немного бесшабашный и бесцеремонный, он однако пользовался всеобщим уважением и любовью. В последние дни он страдал от большого фурункула на затылке.

— Ой! — сказал он, плюхнувшись в кресло. — Чертовски болит эта штука! Что такое случилось?

Баррас объяснил ему.

Дженнингс сразу забыл о своём фурункуле. На лице его выразился ужас.

— Не может быть, — сказал он в полном смятении.