Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз

Баррас дважды перечёл про себя какую-то заметку в газете и поднял голову:

— «Лорд Келл любезно предоставил свой дом в Лондоне под временный лазарет для раненых. Оборудование лазарета будет закончено через месяц. Уже идёт набор добровольных сестёр милосердия. Лорд Келл выразил пожелание, чтобы сестры по возможности набирались из жительниц Северного района…»

Баррас остановился и посмотрел на Хильду и Грэйс с ласковым и пристальным вниманием.

— А вы хотели бы поступить туда?

Артур так и прирос к стулу. Его отец, этот каменный оплот идеи семейного очага, неумолимая скала, о которую до сих пор разбивались все мольбы Хильды! Артур сильно побледнел. Чуть не с испугом метнул он взгляд на Хильду.

Хильда густо покраснела. Казалось, она не верила своим ушам. Она спросила:

— Ты это серьёзно говоришь, папа?

Он ответил все с тем же ласковым оживлением:

— А разве я когда-нибудь говорю не серьёзно, Хильда?

Краска отлила от лица Хильды так же быстро, как появилась. Она взглянула на Грэйс, которая сидела рядом с ней, широко открыв глаза и сгорая от нетерпения. Голос её дрожал от радости:

— Мы обе охотно поедем, папа.

— Что ж, отлично. — Баррас опять торопливо поднял газету. Очевидно, это было дело решённое. Хильда и Грэйс обменялись быстрым взглядом. Хильда сказала:

— Когда же нам можно будет ехать, папа?

Отец из-за газеты:

— Скоро, я полагаю. Вероятно, на будущей неделе. Завтра я в Тайнкасле увижусь с членом совета Личем. Потолкую с ним и всё устрою.

Пауза. Потом, с ударением:

— Я буду счастлив, зная, что хотя бы ты и Грэйс выполняете свой долг перед родиной.

Артур почувствовал, что у него вспотели ладони. Он хотел встать и выйти из комнаты, но не мог. Он упорно смотрел в тарелку. От волнения его, как всегда, начало тошнить.

Хильда и Грэйс вышли, и слышно было, как они бежали наверх, чтобы поговорить о происшедшем чуде. Тётя Кэрри ещё раньше ушла к матери. Артур снова сделал попытку встать, но ноги его отказывались служить. Он сидел как парализованный, скованный током враждебности, словно струившимся из-за газеты. Он ждал.

Как он и думал, отец опустил газету и заговорил:

— Меня очень радует готовность твоих сестёр послужить родине.

Артур вздрогнул. Целый океан чувств забушевал в его сердце. Когда-то там жила любовь. Теперь её сменил страх, недоверие, ненависть. Как произошла эта перемена? Он и знал это — и вместе не знал. Он устал от напряжения сегодняшнего дня, чувствовал, что как-то отупел, и ум у него мутился. Он глухо ответил:

— Хильде и Грэйс просто хочется уехать отсюда.

У Барраса пошли по лицу красные пятна. Он несколько повысил голос:

— Вот как! А почему же?

Артур отозвался равнодушно, как будто не думая о том, что говорит:

— Им уже стало невтерпёж тут оставаться. Хильда всегда ненавидела этот дом, а теперь и Грэйс тоже его ненавидит. После несчастья в «Нептуне». Я слышал на днях их разговор между собой. Они говорили о том, что ты сильно переменился. Хильда сказала, что ты живёшь как в лихорадке.

Баррас, казалось, пропустил эти слова мимо ушей. В последнее время он приобрёл способность отгораживаться от всего, что могло бы его потревожить, замечательную способность оставаться неприступным. Артуру он представлялся Пилатом, умывающим руки. Выждав некоторое время, он сказал ровным голосом:

— Меня беспокоит твоё поведение, Артур. Ты сильно изменился.

— Нет, это ты изменился.

— И не меня одного это беспокоит. Сегодня вечером я встретил Гетти в Центральном комитете. Она ужасно встревожена и огорчена твоим поведением.

— Ничем не могу ей помочь, — сказал Артур все с тем же горьким равнодушием.

Баррас продолжал с ещё большим достоинством:

— Об Алане упоминается в официальном сообщении. Гетти сказала мне, что они только что получили известие. Он представлен к кресту.

— Тем лучше для него, — отвечал Артур.

Теперь у Барраса побагровел уже не только лоб, но и уши и дряблая шея. Жилы на висках надулись и пульсировали. Он сказал громко:

— А у тебя нет желания сражаться за отечество?

— Я не хочу сражаться ни за отечество, ни за что-либо другое, — отвечал Артур сдавленным голосом. — Я никого не хочу убивать. Довольно уже убийств. Достаточно хорошее начало было положено в «Нептуне». Оно навсегда внушило мне отвращение к убийству. — Голос его вдруг зазвучал громко, пронзительно, истерически. — Понимаешь? Не случись этого, я бы, может быть, как другие, взял винтовку и пошёл воевать, щеголял бы в военной форме и высматривал, кого убить… Но я видел людей, погибших в шахте, и теперь я не успокоюсь… У меня было время подумать над этим, понимаешь? Было время подумать…

Он умолк, тяжело дыша. Он не решался посмотреть на отца, но чувствовал, что тот смотрит на него.

Долгая, мучительная пауза. Потом Баррас сделал привычный жест: неторопливо полез в левый карман жилета и выразительно посмотрел на часы. Артур слышал, как щёлкнула, захлопываясь, крышка, и что-то ненормальное, пугающее почудилось ему в жесте отца. Опять у него дела в Тайнкасле, какое-нибудь заседание Комитета, — одно из бесчисленных заседаний. И это его отец, который никогда не выходил по вечерам, сидел и слушал музыку Генделя в тиши своего дома! Его отец, который послал столько людей на смерть в «Нептуне».

— Надеюсь, тебе ясно, — сказал Баррас, вставая из-за стола, — что я могу обойтись в «Нептуне» без тебя. Подумай об этом. Может быть, тогда ты скорее решишься исполнить свой долг перед родиной.

Он вышел, захлопнув дверь. Через минуту-две до Артура донеслось гудение отъехавшего автомобиля.

У Артура тряслась губа, он дрожал всем телом, новый приступ слабости овладел им.

— Нет, он этого не сделает! — завопил он вдруг, словно обращаясь к пустой комнате. — Не сделает он этого!

В конце сентября Джо Гоулен как-то неожиданно для всех, рано утром, чуть свет, уехал из Слискэйля. Никто не знал, куда и зачем он скрылся, но у Джо были на то свои веские причины. Он тайно вернулся в Ерроу и отправился в Плэтт-Лэйн.

Шагая по переулку сырым осенним утром, он заметил необычное оживление на заводе Миллингтона. Из-за высокой ограды виден был недостроенный ещё длинный навес из рифлёного железа, а в воротах стоял грузовик, с которого снимали тяжёлое оборудование. Джо, крадучись, прильнул глазом к щели в заборе. Боже правый, ну и закипела же тут работа! Два новых токарных станка для машинного зала, сверлильный станок, новые изложницы и лотки. Рабочие все это выгружают и тащат, Портерфильд, мастер, чертыхается, а вот и Ирвинг выбежал из чертёжной с пачкой бумаг в руке. Джо с задумчивым видом отошёл от щели и направился в заводскую контору.

Ему пришлось бесконечно дожидаться в проходной, раньше чем его пустили к Миллингтону, но ни ожидание, ни недовольные взгляды Фулера, старшего секретаря, не обескуражили его. Он уверенно вошёл в кабинет.