Джон Кампфнер - Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи

Джобс всегда был теснее связан с хакерской культурой, чем Гейтс. Он жил в Калифорнии и испытал заметное влияние контркультуры. В 1970-х он нередко появлялся на хакерских сборищах босиком или в сандалиях — так позже Цукерберг приходил на работу в офис Facebook . Он путешествовал по Индии и интересовался буддизмом, а также отпустил бороду в стиле Фиделя Кастро и стал убежденным вегетарианцем [826]. В 1990-х один комментатор с юмором заметил, что Джобс — «самый опасный человек в Кремниевой долине, потому что, говорят, он ввязался в это не ради денег… Гейтс видит в персональном компьютере инструмент перевода каждого лишнего доллара, немецкой марки или копейки в мире в свой карман. Гейтсу, по большому счету, наплевать, как люди взаимодействуют со своими компьютерами — лишь бы платили. Джобсу не наплевать. Он хочет указать миру, как вычислять, задать стиль вычислений. У Билла Гейтса нет стиля; у Стива Джобса нет ничего, кроме стиля» [827]. Сравнение, конечно, во многом карикатурное, но нельзя сказать, что совсем неоправданное.

Джобс продолжал выигрывать в репутационной игре с Гейтсом: свободный дух Кремниевой долины против прагматичного босса; инноватор и художник против монополиста и капиталиста [828]. Джобс, одержимый дизайном и технологиями, превращал каждое изобретение Apple и каждый запуск их нового продукта — от первых «Маков» до айподов, айфонов и айпэдов — в религиозную церемонию. Молодые фанаты выстраивались в длиннющие очереди вокруг магазинов Apple в разных городах мира. Его продукты стали главным стилистическим высказыванием в глобальной культуре, опирающейся на почитание брендов.

И ему этого было достаточно. Чтобы доказать, на что он способен, и обозначить свое наследие, ему не требовалось больше ничего, кроме как гарантировать очередную истерию вокруг следующего своего продукта. Он гораздо меньше интересовался благотворительностью. Вернувшись в компанию в роли генерального директора, он закрыл корпоративные благотворительные программы Apple , чтобы сэкономить деньги, и не восстановил их, даже когда прибыль стала измеряться десятками миллиардов. В 1980-х он создал свой собственный благотворительный фонд, так как это казалось необходимым, но потом свернул его работу, потому что, как говорилось в одной из его биографий, не любил показной мир профессиональной филантропии. Он не подписывал «Обещание дарения». Даже перед своей безвременной смертью в 2011 году (ему было пятьдесят шесть) Джобс не видел необходимости что-то объяснять.

Впрочем, с возрастом между ним и Гейтсом возникло взаимное уважение. «Я думаю, мир стал лучше, потому что Билл понял, что его цель — не в том, чтобы быть богатейшим человеком на кладбище», — говорил Джобс незадолго до смерти. Боно же утверждал, что технологический вклад Джобса оказался не менее важным, чем любые финансовые вложения [829].

Пьер Омидьяр — представитель второго поколения гиков, тех, кто начал извлекать выгоду из потенциала интернета в 1990-х, когда число пользователей росло по экспоненте. В отличие от большинства подобных ему, он все-таки закончил колледж — Университет Тафтса, где в 1988 году получил диплом компьютерного специалиста. Он организовал пару онлайн-магазинов, один из которых купила Microsoft , но ему все больше нравилось не продавать что-то людям, а помогать им продавать что-то друг другу. В 1995 году в День труда [830]он запустил вебсайт под названием Auction We b , для которого собственноручно написал код. Потом этот сайт превратился в eBay , и к середине 1997 года, когда интернет был еще уделом меньшинства, на нем проводилось по 800 тысяч операций в день. Идея была простая: люди приобретают товары, которые выставляют другие; пользователи сами их упаковывают и отправляют; eBay получает комиссию с каждой транзакции. Это была формула феноменального успеха, которая превратила Омидьяра в миллиардера после того, как его компания вышла на биржу в 1998 году.

В 2004 году Омидьяр и его жена Памела запустили проект Omidyar Network . Как и Фонд Гейтсов, эта организация рассматривает рынок в качестве ключа к решению социальных проблем; она инвестирует и в коммерческие компании, и в социальные начинания. Но, в отличие от традиционных фондов, сеть позиционирует себя как активного инвестора, особенно в социальные предприятия и другие компании в развивающихся странах [831].

Омидьяр, один из подписантов «Обещания дарения», подхватил идеи первых кибер-утопистов о свободе самовыражения. Для многих из этих первопроходцев в 1980-х и 1990-х интернет был полем для игры без правил, возможностью порвать с иерархическими и вертикальными структурами, господствовавшими в офлайновом мире. Для них главным были «горизонтальные» отношения и разрушение старых барьеров. Эта концепция гиковского рая все больше вступала в конфликт не только с денежными амбициями стартапов, превращавшихся в корпорации, но и с намерениями правительств, которые осознали, что им нужно восстановить свою власть. За короткий промежуток времени государство, подхватив те же технологии, а в некоторых случаях и создавая свои, обошло технологические компании по способности отслеживать поведение граждан. К такому заключению можно было прийти из «сливов», организованных разоблачителем Эдвардом Сноуденом в 2013 году. Масштаб слежки за всеми каналами коммуникаций со стороны Агентства национальной безопасности США и их британских коллег из GCHQ многих застал врасплох. Реакция новой интернет-элиты оказалась смешанной. Несколько компаний явно зарабатывали на тесных отношениях со спецслужбами. Другие просто смиренно предоставляли все, что от них требовали, и утверждали, что недовольны этим. Третьи искренне испытывали гнев.

К последней группе относился Омидьяр. Он уже вложил деньги в небольшой сайт журналистских расследований на Гавайях. На пике скандала со Сноуденом он объявил о гораздо более масштабном предприятии: вложении 250 миллионов долларов в глобальный расследовательский онлайн-портал First Look Media . Одной из ключевых фигур проекта стал американский журналист Гленн Гринвальд, ставший основным проводником разоблачений Сноудена и опубликовавший серию сенсационных откровений в газете Guardian [832]. Финансируя проект, который вроде бы бросал прямой вызов властям США, Омидьяр, возможно, продемонстрировал более бунтарские черты, чем его коллеги-гики. Идеологический поборник свободы слова или первооткрыватель новых бизнес-моделей для медиа? Как бы то ни было, Омидьяр получал удовольствие от своей репутации революционера: «В СМИ, которые существуют уже не первый день, есть масса традиций и подходов к делу, которые верно служили им много лет, но, возможно, делают их менее гибкими в цифровую эпоху. Для меня как предпринимателя больше смысла начать что-то новое» [833]. Он имел в виду и одного из своих соперников Джеффа Безоса, который проявил приверженность традиционным моделям медиа, заключив совершенно другую сделку.