Джон Кампфнер - Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи

В последние годы, пока Клайв еще привлекал внимание публики, он потратил массу усилий на борьбу со своими многочисленными врагами. Хотя он и правда был невероятно богат, у него почти не имелось времени наслаждаться этим богатством. Он стал озлобленным и параноидальным. Его отношение к директорам Ост-Индской компании порой напоминало отношение Куна к Семнадцати господам. Оба они презирали изнеженных людей, устроившихся в своих комфортных европейских домах и не понимавших, с какими испытаниями сталкивается человек в колониях и какие решения ему приходится принимать. Конфликты Клайва с компанией становились все более ожесточенными. Он часто брал верх благодаря своему ораторскому мастерству и испытанной временем тактике — подкупу парламентариев. Людей, верных ему, называли «Бенгальским отрядом»; они были отчаянно независимы и пренебрежительно относились к старым порядкам.

Обе стороны использовали происходящее в Индии, чтобы подорвать убедительность позиций друг друга в парламенте. Политик-виг, сын первого премьер-министра, Хорас Уолпол писал в 1772 году о голоде в Бенгалии: «В Индии они уморили миллионы своими монополиями и грабежами и чуть не устроили голод на родине ввиду роскоши, вызванной их расточительностью, ведь эта расточительность подняла цены на все, вплоть до того, что бедняки уже не могли позволить себе купить хлеб» [441] P. Lawson and J. Phillips, ‘Our Execrable Banditti’, p. 238. . Он также ядовито замечал: «Стоны Индии достигли небес, где генерал от бога Клайв, несомненно, будет все отрицать» [442] C. Brad Faught, Clive: Founder of British India, p. 94. . Эдмунд Берк, также виг, позже взял дело в свои руки и обвинил набобов в том, что они заработали на индийском коррумпированном режиме и импортировали этот криминал в английскую политику.

Сезон охоты на Клайва был открыт. В парламент поступило ходатайство, обвинявшее его в том, что во время захвата Бенгалии он присвоил деньги и драгоценности на 254 тысячи фунтов, «подав дурной пример государственным служащим, к бесчестию и ущербу государства» [443] G. B. Malleson, Lord Clive, p. 195. . И главное унижение: Клайва вызвали для дачи показаний перед комиссией, занимавшейся парламентским расследованием. А что бы сделали они, спрашивал он своих коллег-парламентариев, предполагаемых следователей, в свете открывшихся возможностей? Он раскритиковал их неуместное вмешательство и возмущенно заявил, что его допрашивают «как овцекрада, а не как члена этой законодательной палаты» [444] N. C. Chaudhuri, Clive of India, p. 464. . Он также сказал [445] N. C. Chaudhuri, Clive of India, p. 465. :

Подумайте о положении, в которое меня поставила победа при Плесси. Великий правитель зависел от моей милости; богатейший город был в моей власти; его крупнейшие банкиры сражались друг с другом за право купить мою улыбку; я шел сквозь сокровищницы, распахнутые для меня одного, по обе руки от меня заваленные золотом и серебром. Господин председатель, в этот момент я изумляюсь собственной умеренности [446] Редко когда богатейшие люди высказывались столь уместно — и столь честно. Эти слова передают основную суть их психологии: ощущение, что их наказывают за то, что они успешнее остальных, и сравнение себя не с остальными членами общества, а с другими людьми их типа. Поскольку Клайв всегда мог сделать еще больше, получить еще больше денег, он полагал, что тот факт, что он смог остановиться, полностью его реабилитировал в моральном смысле. Вернемся в наши дни, посмотрим на разнообразные «судилища» над Бобом Даймондом, Фредом Гудвином и другими банковскими руководителями начала XXI века, связанные с их зарплатами, бонусами и финансовыми катастрофами, которые они вызвали. Парламентарии, разумеется, получали удовольствие от своих риторических удач, но им не удавалось добиться раскаяния. Те, от кого требовали объяснений, ощущали прежде всего жалость к себе: по их мнению, их несправедливо заставили отвечать за свои поступки. — Прим. автора. .

Хотя Палата общин отвергла вотум недоверия в отношении Клайва и даже признала его «великие и достойные похвалы услуги своей стране», он принял эту обиду очень близко к сердцу. Ему казалось, он потратил лучшие годы жизни на то, чтобы дать британцам заработать в Индии, а в ответ получил публичное унижение. Приступы депрессии, которые охватывали его в разные моменты жизни, в последние годы взяли верх. Клайв оказался в политической изоляции и не имел никаких возможностей восстановить свое реноме. Он едва ли мог вернуться в Индию ради новой войны, учитывая возраст и все более серьезные проблемы со здоровьем.

Умер Клайв при загадочных обстоятельствах. В ноябре 1774 года он занемог лихорадкой и начал принимать морфий, чтобы облегчить страдания. Как гласит история, за игрой в карты он внезапно встал, извинился и вышел. Вскоре его нашли мертвым на полу соседней комнаты. Он умер от передозировки. Было ли это самоубийством или случайностью? Есть и другая версия, согласно которой он перерезал себе горло перочинным ножом [447] G. B. Malleson, Lord Clive, pp. 198–199. . Его похоронили спешно, безо всякого расследования, чтобы избежать скандала.

Наследие Клайва превратилось в предмет ожесточенных споров. Он оказался козлом отпущения за индийский политический режим, который становился все более коррумпированным и некомпетентным. Между тем, Клайв был отнюдь не единственным и отнюдь не последним чиновником компании, который, вернувшись из Индии, начал швыряться деньгами [448] P. Lawson and J. Phillips, ‘Our Execrable Banditti’, p. 227. . Многие годы за ним сохранялась ужасная репутация. Первая биография, опубликованная после его смерти, вышла под псевдонимом — Чарльз Караччоли. В ней Клайв изображался жестоким и продажным типом; вероятно, текст был составлен группой его врагов в вооруженных силах Ост-Индской компании [449] J. Harrington, Sir John Malcolm and the Making of British India, p. 166. . Характерно стихотворение, написанное на его смерть:

В начале XIX века, когда британцы с помпой праздновали свое неоспоримое господство над Индией, жизнь и наследие Клайва снова стали полем схватки. Для радикально настроенного Джеймса Милля он был воплощением того разложения и той продажности, которые заставили Ост-Индскую компанию отказаться от «цивилизованных» методов в пользу более «варварских». Клайв, доказывал Милль, предал изначальную торговую миссию компании из-за своей жадности и жажды власти. Однако колониальный чиновник сэр Джон Малкольм, тори, который в 1836 году опубликовал новую биографию Клайва, утверждал, что покорение Бенгалии следовало логике коммерческой конкуренции с французами [451] Более подробное обсуждение этих историографических дебатов см.: J. Harrington, Sir John Malcolm and the Making of British India, pp. 166–173. . Более поздние викторианские биографы, сочинявшие свои труды в порыве имперского энтузиазма, оказались более щедры на похвалы. Полковник Джордж Маллесон, историк, когда-то служивший в Индии, назвал парламентское расследование деяний Клайва «преследованием человека, оказавшего самые роскошные услуги своей стране». Преступление Клайва, в глазах его врагов, состояло «в том, что он сам разбогател и не дал им жировать, разграбляя страну, которую сам покорил» [452] G. B. Malleson, Lord Clive, p. 184. .