Джон Кампфнер - Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи

Через десять лет после продажи компании Моргану состояние Карнеги все еще превышало 150 миллионов долларов. Ему уже было далеко за семьдесят, и бремя принятия благотворительных решений стало его утомлять. По совету друзей он создал траст, на который мог перевести основную часть оставшихся у него богатств, как и ответственность за распределение денег после его смерти. Так родилась крупнейшая филантропическая организация мира «Корпорация Карнеги в Нью-Йорке». (Два года спустя Рокфеллер повторил его шаг, создав свой собственный фонд.) Капитал корпорации, изначально составивший порядка 135 миллионов долларов, столетие спустя имел рыночную стоимость в 1,5 миллиарда долларов. К моменту смерти Карнеги пожертвовал как минимум 350 миллионов. Сравнительно скромную сумму в 10 миллионов следовало разделить между его друзьями, родными и коллегами [604] L. B. Edge, Andrew Carnegie: Industrial Philanthropist, p. 110. .

Политические взгляды Эндрю Карнеги были любопытным сплавом противоречий. Человек, который во всех своих делах стремился к максимальной прибыли, принялся рьяно раздавать свои деньги другим. Хотя он был нетерпим к протестам рабочих, корнями его взгляды уходили в чартистское движение 1840-х с его умеренными требованиями политической честности и демократии. Еще до отплытия в Новый Свет он был убежден, что люди созданы равными. Он приписывал быстрые материальные успехи своей новой родины ее политической системе и усердному труду. Все, за что боролись реформаторы в Британии, считал он, было достигнуто в Соединенных Штатах, как записано в их великой конституции. В 1853 году он писал кузену, оставшемуся в Шотландии: «У нас есть Хартия, за которую вы сражались много лет» [605] A. S. Eisenstadt, Carnegie’s Model Republic, p. 5. . Он презирал британскую королевскую семью и аристократию и истово надеялся, что когда-нибудь его родная страна станет республикой.

В 1880-х Карнеги стал высокопоставленным новобранцем «Клуба девятнадцатого века» — прогрессивного, но элитистского дискуссионного клуба. Это был, по словам его основателя Кортландта Палмера, «радикальный клуб, не слишком радикальный, но в самый раз радикальный» [606] D. Nasaw, Andrew Carnegie, p. 221. . Когда Карнеги в первый раз довелось выступить с публичной речью, он оспорил мнение, что в «позолоченный век» возникла «аристократия доллара», заменившая власть старых землевладельцев новой и еще худшей тиранией. Он страстно защищал капитализм, объявив, что Америка продемонстрировала «аристократию интеллекта». Он являлся твердым атлантистом, сторонником идеи превосходства британско-американской «расы». Он даже надеялся, что между двумя странами произойдет своего рода воссоединение. «К счастью для американского народа, — писал он, — по сути своей это британцы». Хотя он признавал, что «небольшая примесь иных рас, определенно, дает новой расе преимущество, так как даже британская раса улучшается от небольшого скрещивания» [607] A. Carnegie, Triumphant Democracy, pp. 26–27. , он полагал неанглоязычную иммиграцию в США угрозой, поскольку эти группы людей привозили с собой свои традиции, не понимая, какие обязательства на них накладывает гражданство демократической страны [608] R. J. Gangewere, Palace of Culture, p. 10. . Он хотел избавить массы от невежества, чтобы они смогли выполнить свою гражданскую роль, но это не мешало ему нанимать на работу тысячи иммигрантов из Европы, почти не оставляя им свободного времени на изучение истории или освоение английского языка.

В Британии Карнеги был влиятельным членом Либеральной партии и жертвовал средства ее радикальным представителям в парламенте. В 1882 году он собирался организовать синдикат газет для английских рабочих, где проповедовались бы наука и республиканские идеи, но его планы не осуществились [609] B. Werth, Banquet at Delmonico’s, p. 267. . В начале 1880-х, познакомившись с Гладстоном, он не преминул попытаться исправить неверные (как он считал) представления англичан об Америке. Гладстон предложил, чтобы кто-то написал об этом книгу, и Карнеги принялся за работу. В итоге в 1886 году вышло в свет его сочинение «Триумфальная демократия». Она наделала много шума: в книге приводились тщательно собранные данные о темпах американской промышленной экспансии, которую автор объяснял превосходством политической системы США. «Триумфальная демократия» была популярна у либералов и радикалов и снискала большой коммерческий успех: было продано больше тридцати тысяч экземпляров в США и сорок тысяч — в Британии [610] L. B. Edge, Andrew Carnegie: Industrial Philanthropist, p. 77. . Консервативные критики книги не испытывали такого восторга: обозреватель St James Gazette [611] Лондонская вечерняя газета, которую c 1880 по 1905 год издавал банкир и консерватор Генри Гиббс. указал, что подъем Америки может в полной мере объясняться лишь везением — ее крупными природными запасами сырья [612] E. S. Eisenstadt, Carnegie’s Model Republic, p. 81. .

Три года спустя Карнеги выпустил свой эпохальный труд. Он был опубликован в журнале и изначально назывался просто «Богатство», но Гладстон убедил расширить название для британской аудитории. «Евангелие богатства» — это манифест накопления капитала, который мог бы сослужить хорошую службу всем героям нашей истории. Чартистские корни Карнеги, должно быть, вызывали в нем дискомфорт в связи с резким ростом неравенства в конце XIX века (как и в наши времена). Его ответом была специфическая версия «просачивания»: от создания материальных благ выигрывают все, но неизбежно и обязательно некоторые выигрывают больше других.

Контраст между дворцом миллионера и домиком рабочего сегодня становится мерилом перемен, которые принесла цивилизация. Эти перемены, однако, следует не оплакивать, а приветствовать как весьма благотворные. И более того, для прогресса расы необходимо, чтобы дома одних были домами всего высочайшего и лучшего в литературе и искусстве, всех совершенств цивилизации, вместо того, чтобы их не было ни в чьем доме. Эта великая неравномерность гораздо лучше всеобщей нищеты.

Он также писал в духе недавно воспринятого им дарвинизма и детерминизма:

Таков закон, столь же твердый, как и любые другие названные, что люди, обладающие этим особенным талантом к делам, при свободной игре экономических сил непременно получают больший доход, чем могут благоразумно тратить на самих себя, и этот закон столь же благотворен для расы, как и другие.

Современные проповедники свободного рынка должны гордиться экономическими рецептами Карнеги. Каждый, полагает он, обладает священным правом на собственность, сбережения, богатство и низкое налогообложение. Он говорит о «праве поденщика на свою сотню долларов на сберегательном счету и столь же легальном праве миллионера на свои миллионы». Всякий человек должен быть вправе «сидеть под своей виноградной лозой и своим фиговым деревом, где никто не внушает ему страха». Низкие удельные издержки на рабочую силу и гибкое трудовое законодательство обеспечивали прямой путь к джентрификации и восходящую мобильность.