Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве

Умница Милева в письме своей подруге Элен не сдерживала чувств: «Я счастлива, что к нему пришел успех, которого он действительно заслуживает. Остается только пожелать, чтобы слава не испортила его как человека, я очень на это надеюсь».

Он никогда не отрицал, что математическую часть его работ делала Милева, ибо еще в студенчестве он откровенно мало интересовался высшей математикой: « Мне ошибочно казалось, что это настолько разветвленная область, что можно легко растратить всю свою энергию в далекой провинции, к тому же по своей наивности я считал, что для физика достаточно твердо усвоить элементарные математические понятия и иметь их готовыми для применения, а остальное состоит в бесполезных для физики тонкостях , – заблуждение, которое только позднее с сожалением осознал. У меня, очевидно, не хватало математических способностей, чтобы отличить центральное и фундаментальное от периферийного и не принципиально важного ».

Говоря, что тогда ему «еще не было ясно, что путь в глубины теоретической физики связан с самыми сложными математическими расчетами», Эйнштейн надеялся списать этот грех на ошибки молодости, отсутствие опыта… Но ведь и в зрелом возрасте он нередко позволял себе довольно бесцеремонное обращение с математической наукой. Споря с инженером Ферье о жестких правилах и законах математики, в качестве аргумента Эйнштейн выложил на стол перед своим оппонентом пять спичек.

– Каждая спичка имеет длину шесть с половиной сантиметров. Какова суммарная длина этих пяти спичек?

– Тридцать два с половиной сантиметра, – вздохнул Ферье.

– Это вы так считаете, – покачал головой физик-теоретик. – А вот я в этом сильно сомневаюсь. И вообще, не верю я в математику…

Позже одному из своих ассистентов Эйнштейн мимоходом ехидно заметил: « Математика – единственный совершенный способ водить самого себя за нос ».

– Ну что, коллега Эйнштейн, может быть, вам удастся разгадать эту головоломку, а? – Один из экспертов подошел к рабочему столу Альберта и протянул ему бумаги с какими-то корявыми чертежами и диковинную пробку для винной бутылки. – Хотя, конечно, это не совсем ваш профиль, далекий от электротехники, но все же полюбопытствуйте на досуге… Кстати, а что это вы сделали со своим столом?

– Со столом? – Альберт с удивлением посмотрел на сослуживца. – Да ничего особенного. Просто взял ножовку и подпилил ему ножки. Вот и все. Зато мне теперь очень удобно. Знаете, надоело возиться с этой «тонкой регулировкой» крышки, никак не удается установить нужный градус наклона. Вот и укоротил передние ножки, и получилось нечто вроде конторки-бюро. Правда, напоминает дирижерский пюпитр, верно? Очень удобно работать стоя, поверьте. Кроме того, не надо тратить время на каждодневные «упражнения» по методу господина директора… Ну, давайте ваши бумаги. У меня как раз образовалась свободная минутка…

Старший эксперт положил на наклонную крышку стола чертежи и бутылочную пробку.

– Это притащил нам местный крестьянин из пригорода. Говорит, что его чудо-пробка позволяет абсолютно точно дозировать количество жидкости, которая выливается из бутылки. До грамма. Но мы никак не можем уяснить, в чем тут секрет.

– А бутылка-то у вас есть? – Эйнштейн взял пробку и начал пристально ее рассматривать под разными углами.

– С вином – нет. А пустую найдем, – кивнул эксперт. – Если, конечно, наша фрау Марта утром не выбросила ее на помойку.

…Эйнштейн наклонил бутылку с водой над пустой рюмкой и стал считать капли, которые просачивались через заковыристые «поры» необычной пробки. Вокруг собралась небольшая группа любопытствующих сослуживцев. Когда рюмка наполнилась, экспериментатор поднял ее, зачем-то понюхал содержимое, даже посмотрел на свет, словно надеясь на дне обнаружить истину. Потом выплеснул содержимое в горшок с чахлым цветком, и повторил «опыт».

– Больше можете не проверять, коллега. Точность изумительная. Мы пробовали эту пробку-агрегат, испытывая самые разные жидкости, – признался кто-то.

– Да-да, я вам верю, – задумчиво сказал Эйнштейн. И пошутил: – Хотя, мне кажется, для алкогольных напитков эта штука вряд ли потребуется, тут глазомера и опыта виночерпия вполне достаточно… А вот… Постойте, господа! Кажется, я все понял! Это специфический капиллярный эффект… В свое время я этой проблемой интересовался довольно обстоятельно, еще прозябая домашним учителем в Цюрихе. Именно капиллярным эффектам была посвящена моя первая научная работа. Все очень просто! А где, кстати, наш изобретатель?

– Послезавтра обещал наведаться.

– Тогда я возьмусь за подготовку патентного свидетельства. Да и саму заявку надо бы переоформить, как полагается, иначе…

Директор одобрил документы, но, прежде чем подписать свидетельство, еще раз вернулся к тексту самой заявки. Потом вопросительно взглянул на Эйнштейна:

– Довольно грамотно составлена, убедительно. Это он сам готовил?

Молодой эксперт не стал хитрить и признался, что заявку переписал он:

– Господин Галлер, вы же сами говорили, что нам необходимо помогать людям. А умение правильно излагать мысли я перенимаю у вас.

Доктор поморщился: «Прекратите мне льстить». – «Отнюдь, – возразил Альберт. – Я всегда говорю чистую правду… Почти всегда».

Бернский крестьянин действительно, как и обещал, через день прибыл в бюро. И не с пустыми руками. Он прихватил с собой еще несколько образцов своих удивительных пробок-дозаторов и пятилитровую бутыль доброго мерло – «для чистоты эксперимента».

По такому поводу сотрудники ведомства духовной собственности во главе с господином доктором Галлером собрались в большой комнате на третьем этаже и торжественно вручили герою официальное свидетельство – патент на изобретение. Когда господин директор удалился к себе, ошеломленный, вне себя от счастья бернский самоучка тут же предложил «коллегам» испытать замечательные возможности уникальной пробки путем дегустации своего замечательного домашнего вина. Что и произошло.

Впрочем, тот эпизод с чудо-пробкой был лишь невинным исключением, редкой забавой и для Эйнштейна, и для всех сотрудников бюро. Свободного времени на подобные мелочи у экспертов практически не было. Не зря же Альберт называл себя и своих коллег «батраками», «патентными рабами», а само бюро – «светским монастырем». Но, тем не менее, уверял: « После восьми часов работы остается восемь часов на всякую всячину, да еще есть и воскресенья ».

Приступая к своим обязанностям, Эйнштейн, прежде всего, занялся ликвидацией своих технических пробелов, на которые указал ему доктор Галлер. С директором шутки были плохи. Один из коллег Альберта – Флюкигер рассказывал: «В условиях строгого патриархального уклада, царившего в руководимом Галлером Бюро патентов, у Эйнштейна не оставалось времени для его научных исследований: он должен был усваивать технические чертежи. Только в свободное от работы время он мог удовлетворять свое научное любопытство и трудиться над статьями. Здесь это просто необходимо отметить, чтобы рассеять легенды, согласно которым должность Эйнштейна в Бюро была синекурой, и он доставал из ящика своего стола сочинения и занимался ими между делом».