Александр Мясников - Пульс России. Переломные моменты истории страны глазами кремлевского врача

После конгресса была поездка по стране. Сперва мы проехали Гент, площадь Св. Бафона, поднялись на громадную ратушу, были в старинном кафедральном соборе, где осмотрели Ван Эйка, в старом полуразрушенном замке графства; особенно же любовались архитектурой домов на набережной. Одни из них возведены в период поздней готики — в 4–6 этажей с крутыми высокими треугольными крышами, покрытыми красной черепицей, другие — относятся уже к периоду барокко с изломанными линиями, богатством украшений; но в сумме — как хорошо, как замечательно, что эти дивные здания сохраняются на земле, по которой прошли современные варвары с танками и чудовищной артиллерией под град бомб с неба. Следующий город — Брюгге. Почему-то я ожидал нечто мрачное — может быть, воспоминания романа Роденбаха «Мертвый Брюгге». А это просто чудесное местечко — задумчивые каналы, осененные кучами пышных деревьев, которые смотрятся своими склоненными ветвями в зеркало вод, старинные каменные мостики, масса цветов, милые дома, чрезвычайно интересный музей живописи. Драгоценность его — «Мадонна с каноником» Ван Эйнка; несколько выразительных картин Мемлинга и ван-дер-Вейдена, особенно портретов. Но некоторые картины (Гуго ван-ден-Гоез, Джерол Давид) мне не понравились своим крайним натурализмом и антиэстетическим жестоким содержанием — казни, отрубленные головы, смерти. В госпитале Св. Яна висит очень приятная «Святая дева с яблоком», написанная в 1480 году Мемлингом. Затем мы побывали в Антверпене. В порту стоял в этот день советский пароход (не помню, «Грузия» или «Россия»). Город значителен. Мы посетили дом Рубенса (Maison de Rubens). Надо сказать, великолепный дом — дворец, полный предметами искусства; изумительны анфилады комнат с каминами, решетчатыми узорами больших окон, шашками полов, скульптурами (Сенеки, Геркулеса), в одном из обширных покоев красуется очаровательный портрет жены Рубенса — Елены Фурман, написанный учеником его Ян-ван-Бэкхорстом (J. v. Boeckhorst).

В Антверпенском музее несколько картин Рубенса, в том числе не понравившаяся мне «Снятие со креста» — и своей величиной, и своей грудой голых тел (как и другие аналогичные картины в одном из американских музеев). Далее мы доехали до Остенде, видели широченный пляж, усеянный массой людей, море, мало отличающееся от других морей, — в этом городе родился известный художник Энзор — и устроили его музей (Энзор жил около 90 лет, умер в 1949 году). На обратном пути мы взбирались на холм, воздвигнутый в честь битвы под Ватерлоо (в котором союзники разгромили Наполеона), на вершине холма — лев (лев, между прочим, изображается на национальном гербе Бельгии, марках и т. п.), и наконец уже перед самой столицей — посетили музей Конго и как бы побывали в этом злосчастном крае (Бельгия награбила в этой колонии немало богатств).

Второй раз я был в Брюсселе в 1962 году на Международном коллоквиуме по «сосудистой стенке». Устраивало его бельгийское кардиологическое общество, «под эгидой принцессы Лилиан, супруги Леопольда III», были приглашены только наиболее видные кардиологи европейских стран (да два американских хирурга, Дебейки и Бром, оперировавшие сына короля, принца Петра, у которого был открытый баталлов проток и они его закрыли; принц Петр — студент-медик, долговязый, простой парень). Меня поместили, как и двух английских профессоров, в особняке какого-то крупного банкира в апартаментах из нескольких комнат, прикрепив шофера и т. п. и т. д. В день приезда устроитель коллоквиума профессор Леким и его высокая и элегантная жена посетили меня и предложили — это уже был вечер — поехать во дворец Аржантейль к королеве Елизавете. К королеве так к королеве. Было там всего около десятка приглашенных. Королева Елизавета — любезная старая дама, в девичестве училась на медицинском факультете и игре на скрипке. На одном из столиков в ее кабинете я увидел фото Ворошилова с надписью «Дорогой королеве Елизавете» от такого-то, а также фото Давида Ойстраха.

Прибывшие с нами дамы по очереди делали перед королевой глубокий реверанс и целовали руку, мужчины целовали руку, как вообще у дамы. Когда рассаживались за стол к ужину, Елизавета пригласила меня сесть рядом с ней. Она, между прочим, сказала, что ей нравится Советская Россия, она бывала дважды на конкурсах Чайковского — что-то новое, смелое, большое общее движение. Хрущев также энергичный и простой человек. А ведь тут у нее давно сложившаяся страна. Елизавета сказала далее: она думает, что институт королей отжил свой век; ну пока нас еще терпит наш народ — да ведь мы теперь от всего отстранились, пусть управляют своей страной сами, королевская власть остается лишь символом единства страны и традицией — постепенно короли исчезнут за отсутствием для них функции.

Утром начался коллоквиум. Доклады были очень интересными — неудивительно, что все они были быстро напечатаны в одном из международных кардиологических журналов. Мой доклад имел успех (о ранних изменениях в артериальной стенке при экспериментальном атеросклерозе — с применением электронной микроскопии). На ту же тему сделал доклад и известный французский кардиолог, профессор Ленегр. Каждый день были приемы, а вечером — обеды. Особенно запомнились из них два: одни — в Лувенском университете (католическом), его ректор — архиепископ, полный, очень светский и образованный человек, в сутане. Дамы становились перед ним на колени и целовали руку, мужчины ограничивались рукопожатием. Колоритна карта обеда. Напечатанная на веленевой бумаге, с обложкой с изображением университета и кабинета Эразма (Эразм работал здесь, мы посидели в креслах, в которых сидел великий человек, и пощупали толстые книги, которые он ощупывал своими философскими руками). На одной стороне — латинский текст: «Alma mater Jovanonsis serenissim… redi Leopoldo celsissimoprincipessae Liliona universis ductissimis viris deirurgiae cardio paritissimis hac die in nestrum athanerew ad internationalecolloquium congressis amicis cunatis in necessitudimen invitatis inclitac convivarum coronel laetum diem multes annes felices exoptet», а на другой стороне меню (лангусты, «венецианские гондолы», особое вкусное мясное блюдо, «сибирский омлет» и т. д. с указанием марок вин, десерта и т. п.). Другой обед, особенно запомнившийся, был у короля Леопольда III (этот король сейчас в отставке — он передал свой трон брату Бодуэну; отставка была связана с непатриотичным поведением его в период последней войны, когда он вступил в сговор с Гитлером, — другие утверждают, что это было бы еще куда ни шло, таким способом удалось сохранить от разрушения страну с ее замечательными памятниками культуры, — но главная вина Леопольда III в том, что он женился на артистке, женщине простой крови, которую нельзя было сделать королевой, и она получила лишь титул принцессы). Я считаю, что Леопольд III не дурак, королевские функции в Бельгии никчемны, привилегии же, полагающиеся королю, он сохранил — дворец, богатство, почести и т. п., — а принцесса Лилиан, несмотря на свои 40 лет, блистает очарованием, это красивая брюнетка, притом даже кокетливая, что делает ее простой, без чопорности в обращении. Я был посажен за главный стол, рядом с королем (между нами сидела лишь дама — баронесса, жена французского посла). Леопольд меня расспрашивал о Москве, об университете (поразился, как много у нас студентов): «Вы, говорят, большой специалист по атеросклерозу; скажите, холестерин очень вреден?» Когда я рассказал ему, что холестерин физиологически необходим организму, он входит в состав любых тканей нашего тела, что особенно много его в веществе мозга и он играет важную роль в функции нервной системы, Леопольд сострил: «О, я так понимаю ваши слова, что пусть уж лучше этого холестерина немножко больше застрянет в сосудистой стенке, но его нужно съедать, чтобы быть умнее, не так ли?» Не буду больше распространяться об обедах, чтобы не повторять опереточных «Каким вином нас угощали, какой обед нам подавали», скажу лишь, что в этих встречах было много, как говорят, «полезных контактов» и происходило дружеское общение между учеными, съехавшимися из разных стран; беседы эти служили продолжением коллоквиума. Кстати, из дворца передавали и телевизионные выступления троих ученых: Ленегра (Франция), Мясникова (СССР) и Дебейки (США) — на французском языке.