Ольга Погодина-Кузмина - Герой

Для объяснения он выбрал жаркий день в середине июля, заранее получил увольнительную у полкового командира. Он знал, что навсегда запомнит эту дату, когда лето поворачивает на осень, и его жизнь может повернуться к будущим счастливым переменам. Когда он подошел к воротам парка, Верочка ожидала его на скамейке, которую они в шутку называли «скамьей философских раздумий». Она любила полевые цветы и теперь перебирала их на коленях. Сразу обратилась к Долматову с вопросом.

– Вы умеете плести венки, Андрей Петрович?

– Нет, – признался он.

– Хорошо, я вам сама сплету. Вы думаете, мне пойдет венок? Я буду похожа на древнегреческую вакханку?

– Нисколько, – усмехнулся он.

– Почему?

Долматов хотел пояснить, что вакханки простоволосы, неблагородны. У них грубые пятки, а щеки красны от вина. И если уж сравнивать княжну с мифическими образами, из всех богинь она больше похожа на юную Диану, покровительницу луны, лесов и полей. Но рассуждения эти показались ему не слишком подходящими, и он промолчал.

Они пошли по аллее парка, Вера стала рассказывать о домашних делах. Утром на летней кухне варили малиновое варенье в медном тазу, мама 2 сама помогала кухарке, учила Веру снимать пенку и класть в сироп смородиновый лист. А еще из деревни принесли две корзины маслят, а сын кухарки поймал ужа и пугал им горничных.

Андрей почти не разбирал слов, только смотрел в ее милое улыбающееся лицо и думал: «Вот за тем поворотом я скажу ей. Нет, лучше у моста». Но они проходили поворот, и мост, и лестницу, а он все не решался заговорить.

На солнце нашла туча, послышался сухой раскат грома, на дорожку упали первые тяжелые капли дождя. Вера и не думала прятаться, даже напротив, подставила лицо теплым каплям и закружилась со своим букетом, смеясь и дразня Долматова. Но когда ливень шквалом обрушился на кроны деревьев, поручик протянул руку княжне и они вместе побежали к стоявшему на аллее раскидистому дубу.

«Сейчас откроюсь», – подумал Долматов, глядя, как в ее светлых волосах сверкают дождевые капли.

– Вы, наверное, думаете, Андрей Петрович, что я совсем глупая барышня, что у меня на уме только игрушки и развлечения, – обнимая рукой шершавый ствол, проговорила Вера. – А я уже читала все взрослые романы! Даже Мопассана, хотя мама́ почему-то его прячет от нас…

– Вера Александровна, – начал он. – Вера. Я должен сказать вам…

Она подняла лицо, губы ее дрожали, и Андрей испугался, что она сейчас рассмеется и убежит от него, не дослушав. Но княжна смотрела с беспокойным и радостным ожиданием.

– Что, Андрей Петрович?..

Он решился, полетел как с горы.

– Я знаю, что смешон, глуп… Что не должен надеяться. Но каждое утро я просыпаюсь с одной только радостной мыслью – о вас. Я думаю – как хорошо, что вы живете на свете! Как хорошо, что нам суждено было встретиться!

Княжна смотрела доверчиво и просто. Кажется, она и не думала смеяться.

Поручик замолчал. У него не хватало слов, чтобы передать огромную радость, нежность и волнение, которые он испытывал. Он наклонился ближе, и Вера потянулась к нему. Глаза ее сияли. «Неужели я сейчас поцелую ее?» – успел подумать Долматов, чувствуя, как быстро и горячо бьется сердце.

Но в эту секунду далеко, в казармах, зазвучал тревожный горн. Княжна обернулась, услышав приближающийся стук копыт и отдаленный возглас. По аллее скакал на своей каурой Ночке подпоручик Репнин. Размахивая фуражкой, Алеша что-то радостно кричал. Он вымок под дождем, но юное лицо его сияло восторгом.

– Свершилось! – провозгласил он, приближаясь. – Век спустя после разгрома Наполеона мы, русские, вновь примирим Европу и установим повсюду мир и благоденствие! О, как я мечтал об этом!

Лошадь гарцевала под ним, он едва удерживал поводья, не замечая, что помешал объяснению.

– Да что случилось, Алеша? – в тревоге воскликнула Вера.

– Война, кузина! Вильгельм послал нам вызов… Государь император объявил войну Германии! Поручик, вы слышали?! Война!

Сейчас только Долматов заметил, что кончился дождь, снова явилось солнце. Вера обернулась к нему, словно ждала, что он возразит Алеше, одним своим словом отменит войну и разлуку. Но поручик уже понимал, что на них надвигается будущее, которого никто не в силах отменить.

Андрей Куликов все так же стоял посреди русского кладбища, прошло не более минуты. Раньше никогда воображение не захватывало его так ярко, и он не мог понять, что за неведомая сила развернула перед ним эту широкую картину прошлого – бал, офицеры, княжна, объяснение в парке. Начало войны.

Чиж ушел вперед. Кажется, он продолжал свои рассказы, не замечая отсутствия слушателя.

«Сплю на ходу? Или схожу с ума?» – спросил самого себя Андрей, снова вглядываясь в портрет давно умершей девушки. Он заметил на памятнике еще одну надпись в старинной орфографии, но буквы были закрыты высоким вьюнком. Андрей наклонился к памятнику, отвел рукой зеленые побеги и прочел: «Вечной памяти Андрея Петровича Долматова, ротмистра лейб-гвардии Конного полка». Вместо даты жизни и смерти над именем был вырезан странный знак. Меч, пересекающий окружность с острыми короткими лучами – то ли моток колючей проволоки, то ли яростный солнечный диск.

– Здесь похоронены ваши родные? – раздался за его спиной мелодичный голос. Куликов обернулся и увидел пожилую даму в темных очках и широкополой шляпе. Она сидела на скамеечке у соседнего памятника и, видимо, давно уже наблюдала за Андреем.

– Нет, – он пожал плечами. – Просто портрет девушки… И эта надпись без даты, без времени.

Дама поднялась.

– Да, здесь много прекрасных лиц. И печальных судеб. Раньше верили – каждый павший за отчизну требует памяти и воздаяния. Поэтому здесь, на Сент-Женевьев, так много пустых могил…

Андрей догадался, о чем она говорит, он как-то слышал об этом.

– Значит, человек мог погибнуть где-то далеко, а памятник ему стоит здесь, на этом кладбище?

Дама величаво кивнула. Они вместе пошли по аллее кладбища вдоль рядов самых разных надгробий – пышных и скромных, ухоженных и забытых. Над куполом церкви в синем небе кружили птицы, апрельский день казался по-летнему жарким.

– Так часто делали близкие. Ведь на Родине у белогвардейцев нет могил. Ни одного креста.

Дама говорила по-русски почти без акцента, но слова произносила четко, выделяя гласные, на старомодный лад. «Наверное, из семьи каких-то знатных эмигрантов», – сообразил Андрей. Она неспешно продолжала.

– Может быть, их души до сих пор кружат над родной землей. Ждут по себе молитвы, пролитой слезы…

Лев Эммануилович спешно направлялся к ним по аллее, размахивая руками, что-то выкрикивая издалека. Пожилая дама остановилась, глядя на комическую фигуру краеведа.